Arca, in quam...(СИ)

Голоса взвиваются выше, нарастает песня, шумит, переливается, как текучая быстрая вода, маслянисто лижущая гранит набережной. Льнут ближе с плеском — едва не выпрыгивают; заметив затуманенный, пораженный его взгляд, тянут длинные тонкие руки, призывно завывают, оглаживают по хребту довольным упоенным смехом. Самое главное — сладостное обещание этих колдовских глаз, искрами светящихся изнутри. Виктор не способен различить ни единого слова — и вряд ли это любой из человеческих или демонских языков. Это стон, крик, мольба, русалочий хор…

Нет холодного города, нет нудных лекций, от которых потом болит голова, не нужно суетиться, стремиться к чему-то — зачем, когда есть вечный хоровод, легкомысленный хохот и плеск их хвостов. И ему хочется к ним, остаться навеки, потому что Виктору кажется, что песня о нем, непременно о нем.

В себя он приходит, когда перемахивает вниз, когда летит в воду, в разомкнутые объятия речных красавиц, улыбающихся ему сладко, топко. Холодная, ледяная Мойка принимает его; сразу мокнет и прилипает к телу одежда — мерзкое чувство. Его продирает, сковывает, и этот ужас сильнее песни — Виктор беспомощно бултыхается и орет, как утопляемый котенок. Русалки смеются задорно, визжа.

Сверху кто-то тоже кричит, и к реке кидаются все прохожие.

***

Ночь раскрашивается беспокойными красно-синими неоновыми цветами — мигалками примчавшейся «скорой». Водитель покуривает, медики возятся, тормошат выуженного из воды утопленника. Сначала думали — сам бросился, потом крикнули про русалок, и вызвали Инквизицию.

Их всего-то двое, да еще рядом рыщет служебный пес, немного расстроенный, что для него не нашлось работы. Один инквизитор тщетно допрашивает отловленных хитрой магией русалок — те двинуться не могут, завязли в путах заклинаний, но вместо ответов все больше смеются и подмигивают, прихорашиваются. Инквизитор тщетно отводит глаза, не глядит на русалок, приподнимающихся из воды, игриво мурлычащих.

Напарник — рогатый бес с хищными чертами — над ним откровенно потешается, лениво, но бессовестно флиртует с русалками и умудряется отпускать ехидные комментарии обо всем на свете.

Русалки обычно в город не заплывают, путаются в сложной системе каналов, блуждают; им куда привольнее и свободнее в открытом море. В начале мая обычно ловят таких мечтателей-дуралеев, щекочут, тискают и развлекаются. Едва ли они кому-то навредили — никогда их жертвы, обалдело улыбающиеся, не жаловались.

— Дамочки, мозги ваши рыбьи, етить вас за хвосты, — вбивает им бес, — ведь кто-то же придумал охоту осенью устроить? Надо совесть иметь: а если простудится товарищ? А если воспаление легких? Нет уж, это уже нападение! Правильно я говорю, товарищ капитан?

Товарищ капитан — этот костлявый блондин, мальчишка лет двадцати, неуловимо чем-то пугающий — хмурится и бурчит, кивает.

— Давайте к нам, к нам! — заливаются неуемные русалки.

А Виктор трясется, сидит, закутавшись в какой-то теплый плед, высовывая из него только побелевший нос. Сидит, пока над ним колдуют медики с амулетами — накидывают на него связки-ожерелья. Чихает и трет нос. Глаза у него до сих пор осоловелые.

— Как ты их, инквизиторство, в кутузку поволочешь, интересно! — хохочет бес во всю глотку, ничуть не стесняясь пламенных взглядов напарника. — Опять — как в тот раз — мне в воду лезть? Ей-Денница, уволокут, что ты сделаешь? Как же ты будешь без меня?

Видно, загадочный «тот раз» в памяти инквизитора еще свеж, потому что смущается он еще больше, чем от вида обнаженных, дьявольски красивых русалок.

Подъезжает грузовичок с несколькими большими аквариумами, и инквизиторы растерянно спорят, как в них грузить шаловливых хвостатых девиц.

========== 6. Тролль под мостом ==========

Тролль стоит под верхним мостом, что на Лебяжьей канавке, столько, сколько себя помнит. А помнит он много, ой как много! В голове едва помещается столько памяти, благо, она каменная, выдержит еще пару столетий, не треснет. Помнит он, почитай, все с самого начала, как этот самый мост установили — он тогда деревянный был, срамота, ни один уважающий себя тролль под него не полез бы. Но он покряхтел, поразорялся, а встал, удерживая на плечах, больно сумасбродного царя уважал, который его в Россию и приволок. Со временем люди поумнели и мост хороший поставили, каменный, крепкий — что Троллю полвека помучиться…

Если столько торчать на одном месте, немудрено собственное имя забыть, но Троллю как-то и не жалко: не с кем ему здороваться и брататься. Кто знает, что он здесь стоит, всегда поклоны бьет и приветственно кидает пару слов о погоде (она в Петербурге отвратная всегда, но вежливость требует) или еще о чем. Мало таких, все больше спешат, носятся машины их новомодные, шуршат колесами — Троллю иногда кажется, что это они ему спину почесывают, так он с мостом сросся.