Как долго он пролежал таким образом, он никогда не узнал, но наконец он вернулся – вернулся от прикосновения чего-то холодного и острого к горлу и, лениво открыв глаза, обнаружил, что его окружил маленький отряд вооружённых людей, которые, опираясь на длинные копья, сверкавшие в лучах солнца, оглядывали его с насмешливым удивлением. Один из них, стоявший ближе остальных и выделявшийся своей одеждой и поведением как командующий офицер, держал вместо копья короткий меч, прикосновение чьего острия и стало эффективным способом пробуждения его от летаргии.
– Отвечай! – гаркнул этот персонаж грубым голосом, убирая оружие. – Ты ещё что за бездельник? Предатель или шпион? Ты, должно быть, дурак и нарушитель королевского указа, иначе никогда не посмел бы валяться в такой свинской лени за воротами Аль-Кириса Прекрасного!
Аль-Кирис Прекрасный! О чём говорил этот человек? Издав торопливое восклицание, Олвин с усилием поднялся на ноги и, прикрывая глаза от палящего солнца, дико уставился на своего собеседника.
– Что… что такое? – бормотал он смутно. – Я вас не понимаю! Я… я заснул на поле Ардаф!
Солдаты разразились громким смехом, к которому присоединился и их командир.
– Ты здорово надрался, друг мой! – заметил он, засунув меч с резким лязгом в его сверкающие ножны. – Как ты сказал? Ардаф? Нам это название не известно, как и тебе, ручаюсь, когда ты трезв! Беги домой быстренько! Ай-ай! Аромат доброго вина ещё стоит у меня во рту: такая приятная сладость, к которой я и сам неравнодушен, так что могу простить тех, кто, как и ты, любит его слишком сильно! Убирайся! И благодари Бога, что попался на глаза королевской охране, а не жреческому патрулю Лизии! Смотри, ворота открыты – заходи и остуди голову в первом же фонтане!
– Ворота? Какие ворота?
Опустив руку, Олвин озадаченно оглянулся. Он стоял на ровном участке дороги, белоснежно-пыльной и иссушенной жарою, и прямо напротив него была огромной высоты стена с рядами торчащих железных пиков наверху, которую стерегли упомянутые ворота; огромные, массивные двери, очевидно, были отлиты из добротной меди и украшены с обеих сторон толстыми, круглыми дозорными башнями из камня, а на их верхушках обвисли алые стяги, поникшие в неподвижном воздухе. Поражённый и исполненный смутного, трепетного ужаса, он снова посмотрел на своих странных собеседников, которые, в свою очередь, поглядывали на него с холодным военным безразличием.
«Я, должно быть, сошёл с ума или сплю», – подумал он и тут же простёр руки в отчаянном жесте и дико взмолился:
– Клянусь, я ничего не знаю об этом месте! Никогда прежде его ни видал! Со мной случился какой-то обман! Кто привёз меня сюда? Отшельник Эльзир? Развалины Вавилона? Где же?.. Боже! Боже! что это за уродливые игры судьбы!
Солдаты вновь рассмеялись, их командир поглядел на Олвина с долей любопытства.
– Эй, а ты случайно не из числа тех сбежавших любовников Лизии? – спросил он с подозрением. – И не Серебряный ли Нектар изменил своему обычному действию, развеяв твои чувства по ветру, что ты так бредишь? Ведь если ты чужестранец и ничего о нас не знаешь, то как же говоришь на нашем языке? И почему одет, как наш горожанин?
Олвин сжался и задрожал, как если бы получил смертельный удар, ужасающий, непередаваемый ледяной страх заморозил его кровь. Это было правдой! Он понимал язык, на котором с ним говорили! Он был ему в совершенстве знаком – даже лучше, чем его родной язык! Стоп! А каковым же был его родной язык?
Он попытался думать – и чувство страха в его сердце ещё более окрепло: он не мог вспомнить ни единого слова! А его одежда! Он смотрел на неё в смятении и с ужасом – прежде он этого не замечал. В ней имелось некое сходство с нарядом из древней Греции, и состояла она из белой льняной туники и свободного жилета поверх, обе части одежды удерживал вместе пояс из серебра. Из-за этого пояса торчал кинжал в ножнах, квадратная табличка для письма и приспособление в форме карандаша, в котором он немедленно узнал античную форму стилуса. Ноги обуты были в сандалии, руки по плечи голые и в верхней части схватывались двумя широкими серебряными нарукавниками богатого вида.