Ардаф

Внизу, видимый сквозь розово-янтарную дымку, раскинулся город Аль-Кирис с его белыми куполами, башнями и остроконечными дворцами, вздымавшимися из тумана, как прекрасный мираж, парящий на границе разгорячённой пустыни. Аль-Кирис Великолепный! Он заслуживает своего названия, думал Теос, когда, прикрывая глаза от слепящего алого света, он с удивлением рассматривал огромную панораму города. Вскоре он заметил, что город окружали шесть хорошо укреплённых стен – каждая внутри другой, отстоявших друг от друга на равном расстоянии, так что можно было справедливо назвать всё это шестью городами друг в друге. И со своего места он мог отчётливо различить огромную площадь, где отдыхал утром, благодаря белому гранитному обелиску, что возвышался отвесно вверх, к небесам, не заслоняемый никакими окружающими домами.

Этот гигантский монумент был самым выдающимся объектом в поле зрения, за исключением священного храма – круглого, подобного крепости архитектурного сооружения, украшенного двенадцатью позолоченными башнями, на которых теперь звонили колокола со штормовой мелодичной настойчивостью.

Совершенно очарованный волшебной красотой пейзажа, Теос подумал, что мог бы вечно смотреть на него, но так и не исчерпал бы всего его очарования, и, ещё раз подняв взгляд к солнцу, он заметил, что оно почти уже исчезло. Лишь прозрачная кроваво-красная кайма виднелась над золотисто-зелёным горизонтом, и прямо над нею серебристый разрыв в небесах медленно расширялся от центра и сужался к концу, таким образом принимая форму огромного простёртого меча, указующего прямо вниз, на деловой, говорливый, сверкающий город под ним. Это был чудной образ, и он производил странное впечатление на Теоса; он уже собирался привлечь к нему внимание Сах-Лумы, когда к нему пришло досадное понимание того, что они более не были одни; инстинктивно он повернулся, издав восклицание и быстро выпрямившись, и оказался лицом к лицу с огромной тенью – с человеком около шести футов ростом и мускулистого телосложения, который был одет в жилетку и тунику ярчайших алых цветов и который, встретив его взгляд, плотоядно уставился на Теоса. Сах-Лума тоже поднялся, но с меньшей поспешностью, глядя на незваного гостя лениво и с явным высокомерием.

– Что ещё, Газра? Вечно ты, как червь в траве, подкрадываешься тише летнего ветерка. На месте твоей хозяйки я бы завёл более приятного посланника!

Чернокожий мужчина улыбнулся и, медленно подняв свои мощные руки, увешанные нитями кораллов и янтаря, приветствовал их наполовину командным жестом ладони. При этом оливковые щёки Сах-Лумы вспыхнули ярким румянцем, грудь раздулась, и он слегка опустил голову и замер в позе вынужденного внимания. Когда Газра заговорил, то его резкий, громкий голос, казалось, исходил из какого-то дьявольского подземелья, а не из человеческого горла.

– Верховная Жрица Солнца и божественного Нагая желает видеть тебя сегодня, Сах-Лума! – сказал он и, сняв с груди блестящее, как звезда, кольцо, он положил его на раскрытую ладонь. – А также твоего чужестранного друга, кого она изволила почтить приветствием. Прими её печать!

Теос немедленно схватил бы кольцо, чтобы получше рассмотреть, не удержи его Сах-Лума крепко за руку, так что он смог лишь заметить, что оно имело форму свернувшейся змеи с рубиновыми глазами и с поднятым языком, усыпанным маленькими камушками. Но что больше всего поразило Теоса, была необычайная перемена в поведении Сах-Лумы, что-то в выражении и речи Газры явно на него сильно повлияло. Его тело дрожало от едва сдерживаемого волнения, глаза загорелись почти яростным огнём, и холодная, спокойная, почти жестокая улыбка заиграла на прекрасных губах. Принимая печатку от Газры, он поцеловал его руку с какой-то неистовой нежностью, а потом ответил:

– Передай своей хозяйке, что мы подчиняемся её воле! Несомненно, ей известно, что сегодня я уже приглашён во дворец короля. Я подчиняюсь в первую очередь ему, ибо таков мой долг, а затем… – Он замолчал, найдя невозможным подобрать дальнейшие слова, и слегка взмахнул рукою, подавая знак, что посланник свободен. Но Газра не сразу ушёл. Он ещё раз улыбнулся той своей унижающей улыбкой, которая походила на оскал повешенного преступника в петле, и возвратил драгоценную печать к себе на грудь.

– Затем?! Да, затем! – отвечал он выраженно насмешливым тоном. – Даже так!

Приблизившись на шаг, он положил свою тяжёлую, сильную руку на грудь Теоса и, казалось, мысленно оценил его рост и ширину плеч. – Крепкие нервы! Стальные сухожилия! Добротная плоть и кровь! Она нам пригодится! – и его огромные, проницательные глаза сверкнули злобой. Затем с глубоким поклоном он проговорил, обращаясь к Сах-Луме и Теосу сразу: – Благородные господа, сегодня вам будут завидовать больше, чем кому-либо ещё во всём Аль-Кирисе! Прощайте!