Ардаф

Тем не менее то был прекрасный образец человеческого животного в его лучшей физической форме, и одежда его, которая отражала смешение стиля воинственности и дикарства, определённо шла ему гораздо лучше, чем любому другому менее рослому представителю. Туника его имела глубочайший пурпурный оттенок и была расшита золотом; жилет бледно-янтарного шёлка распахнут, чтобы выставить на показ все преимущества его широкой, мускулистой груди и шеи, увешанной драгоценностями; и он носил перекинутую через левое плечо леопардовую шкуру, скрепленную заколкой с бриллиантами. Ноги его были обуты в золотистые сандалии; руки голы, не считая дорогих наручей; жёсткие чёрные волосы в беспорядке рассыпались по лбу, охваченному золотым обручем с огромными рубинами; с пояса свисал огромный меч в ножнах, в придачу со всевозможными охотничьими атрибутами; и позади него, на покрытом бархатом постаменте, лежал короткий скипетр, оканчивающийся одной огромной, в форме яйца жемчужиной в обрамлении сапфиров.

И тогда одна странная идея явилась в мозгу Теоса: он уже видел Зефоранима прежде! Где – он не мог бы сказать, но был совершенно в этом уверен. Однако времени на раздумья над этим у него не было, поскольку Сах-Лума наконец двинулся вперёд, приказав Теосу держаться у себя за спиной, арфоносец тоже последовал за ними, и так все трое приблизились к трону. Критик Забастес также проскользнул внутрь и слился с группой дворян в самом дальнем конце залы.

У подножия трона Сах-Лума остановился, но не поклонился, а улыбнулся, подняв взгляд, и Теос с удивлением понял, что здесь не поэт приветствовал короля, а король – поэта!

– Добро пожаловать, Сах-Лума! Я вспоминал о тебе весь день, поверь! И не вини меня за то, что я так поспешно послал за тобою! Но кто это здесь? Друг твой? Ему я тоже рад!

Сах-Лума объяснил что-то шёпотом, и король протянул руку с рубиновой печаткой – Теос поцеловал её с серьёзной почтительностью.

Зефораниму, казалось, понравилось такое действие, и он поглядел на него внимательно, проговорив:

– Ты явно не из божественной братии Сах-Лумы, дорогой сер, иначе едва ли ты склонился бы перед королём! Поэты никому не кланяются! Мнится мне, ты слишком скромен для призвания менестреля! Ты обучаешься искусству пения?

– Благороднейший Зефораним, я не менестрель! И не заслуживаю этого звания! Всё, о чём я мечтаю, – это учиться у него, и тогда в будущем я, быть может, сумел бы приблизиться к его гению, как обычный земной цветок отдалённо напоминает высокую звезду в далёких небесах!

Сах-Лума улыбнулся и бросил на него довольный, благодарный взгляд; Зефораним поглядел на него с любопытством.

– Клянусь, ты скромный и почтительный ученик поэзии! – сказал он. – Мы с радостью принимаем тебя во дворце! Стань рядом со своим другом и учителем и послушай мелодию его неповторимого голоса, ты услышишь в ней тайны многих сокровенных вещей, и в особенности, тайну любви, в которой сходятся и усиливаются все прочие страсти.

И он снова лениво развалился на троне, а два пажа принесли великолепное кресло из слоновой кости и поставили его справа у подножия трона. На него уселся сам Сах-Лума, а Теос, слегка отступив назад, прислонился к гобелену с изображением мёртвого человека с пронзённым мечом сердцем и парящей над ним хищной птицей в ожидании своей мрачной трапезы. Преклонив одно колено рядом с Сах-Лумой, арфоносец настроил арфу и слегка провёл пальцами по струнам; настала тишина. Звонкий маленький колокольчик нежно зазвонил в тишине, и король, слегка приподнявшись, подал знак чёрному рабу, державшему высокое серебряное знамя.

– Пусть войдут женщины! – приказал он. – Назовите лишь имя Сах-Лумы – и они слетятся, как волны под восходящей луной; однако прикажите им молчать – чем меньше они напрягают свой разум, тем прекраснее становятся.

Спустя мгновение процессия прекрасных девичьих фигур скользящим, бесшумным шагом вплыла в зал, неся в руках гирлянды цветов, которые они сложили у ног поэта. Он был безразличен и задумчив, и снова настала тишина.

– Как странно, о король! – сказал он тихим голосом. – Сегодня душа моей песни покоится в печали! Как шальная птица летит посреди листопада, или корабль плывёт от солнечного света к шторму, так и моя фантазия витает в печали, рождаются дрожащие образы павших королевств, и я словно издали наблюдаю смертную тень…

– Не говори о смерти! – поспешно прервал его король. – Этот ворон слишком уж часто каркает мне в уши в последнее время! Не виделся ли ты часом с Хосрулой, кто недавно набросился на меня, как голодный волк на жертву, и приказывал мне готовиться к смерти! Это была дурная шутка, которую не так легко простить! «Готовься к смерти, Зефораним, – кричал он, – ибо близится час расплаты!»