Ардаф

– Бедный Моксал! – сказал он. – Мне жаль его! Он делает жизнь пустой как для себя самого, так и для других, которые принимают его теории! И боюсь, что его разочарование во мне будет всё возрастать, ибо поистине я и есть христианин!

Виллерс вздрогнул, раскрыв рот в немом удивлении. Он едва верил своим ушам, а Олвин встретил его взгляд решительно и спокойно.

– Каким ты выглядишь удивлённым! – сказал он. – Религия, должно быть, весьма отстала, раз в так называемой христианской стране ты поражаешься, когда человек открыто выражает свои взгляды и называет себя последователем Христа!

Настала краткая пауза, во время которой в гостиной раздавались лишь звуки тикающих часов с музыкальным боем. Затем Виллерс, находясь всё ещё в глубочайшем удивлении, пересел на стул напротив Олвина, развязно закинув ногу на ногу.

– Приятель, – начал он, – ты и в правду так в этом уверен?

– Да, и повторяю, что я верю в истинного Бога – в Христа!

– А я думал, Олвин, что ты полностью отрицаешь идею божественности Христа, как простое суеверие или сказку!

– В слепом безумии прошлой моей жизни так и было, – спокойно отвечал Теос. – Но у меня был шанс осознать, что лишь собственная неспособность понять сверхъестественное приводила к этому отрицанию.

– Что ж, в одном я был прав, Олвин! Ты и впрямь изменился! Но, кажется, что эта перемена в тебе к лучшему!

– Судя по моему личному опыту, я должен сказать теперь, что человек без веры подобен тому, кто обкрадывает самого себя и будто бы шагает по земле нагишом! Странным образом, несмотря на все противоречия, рождавшиеся в моей голове при мысли о христианстве, я в душе всегда поклонялся только Христу.

– Я часто думал, – проговорил Виллерс, – что все мы ангелы или демоны: ангелы – в моменты наших лучших душевных устремлений, а демоны – во время худших. Если бы только нам дано было удерживаться на вершине благородства постоянно! Но, увы, грешная природа человека побеждает! Но, Олвин, ты говоришь, что намерен избавиться от своей поэмы? – И он протянул ему красиво оформленный томик.

– Прекрасное издание! – промолвил Теос. – Оформлено со вкусом. Ты проделал прекрасную работу, Виллерс, и я тебе очень обязан!

– Ты мне ничем не обязан, друг! – весело возразил Виллерс.

– Но довольно с меня «Нурельмы», – отвечал Теос, – я возьму себе копию просто как сувенир на память, но, что касается денег, пусть книга принадлежит людям и пусть люди делают с нею что хотят!

Виллерс озадаченно нахмурил брови.

– Теперь я вижу, Олвин, что ты и вправду не заботишься о славе!

– Нисколько!

– А когда-то ты жаждал её, как самого великого блага!

– Действительно! Но теперь я понял, что есть гораздо более важные вещи, которых я жажду больше всего на свете. Я не ищу невозможного, а лишь хочу вернуть утраченное.

– И что же это?

– Ухватить вечность, сокрытую за завесой видимого.

Настала тишина, во время которой Виллерс задумчиво глядел на друга.

– А о каком приключении ты упоминал мне в письме, написанном в Дарьяльском ущелье? Ты его испытал?

– Несомненно! – улыбнулся Олвин.

– Оно касается путешествия к развалинам Вавилона? Ты не расскажешь мне о нём?

– Не сейчас, – добродушно отвечал Олвин. – Но я обязательно поведаю тебе о нём позже.

Виллерс, нисколько не обидевшись, пожал руку другу. После скромного ужина Олвин отправился в уютную гостевую комнатку, которая почти всегда принадлежала ему в этом доме. Виллерс пожелал ему доброй ночи и ушёл. После этого Теос вытащил из нагрудного кармана свой драгоценный талисман – цветок в поля Ардаф и, погасив лампу, долго ещё наслаждался прекрасным ароматом его нежных лепестков.

Глава 24. Письмо

К концу недели новость о приезде «в город» Теоса Олвина, знаменитого создателя «Нурельмы», широко распространилась в литературных и артистических кругах. Согласно классическому выражению ведущего общественного журнала: «М-р Теос Олвин, поэт, которого некоторые из наших современников по ошибке объявили мёртвым, возвратился в Лондон из своего путешествия по Востоку. И теперь он гостит у многоуважаемого Фрэнсиса Виллерса». Последствием этого и прочих подобных объявлений стал тот факт, что почтальон практически ночевал у дверей Виллерса, и каждый раз сумка его была полна писем и карточек, по большей части адресованных самому Виллерсу, который с некоторой тревогой наблюдал за тем, как на его рабочем столе постепенно нарастала гора корреспонденции, среди которой встречались разнообразные приглашения на ужины, вечера, танцы, балы и тому подобное. Некоторые приглашения приходили от восторженных поклонниц, которые просили «оказать им чрезвычайную честь своим появлением», не забыв при этом привести с собою и знаменитого «светского льва», почтенного м-ра Олвина. А тот, открывая очередной конверт, молча поражался тому, как внезапно разросся круг его самых преданных друзей и поклонников.