И в Египте, и в Израиле сперва подумали, что речь идет об очередном политическом блефе хитроумного президента. И отправляя 15 ноября через американцев официальное приглашение посетить Израиль, министр иностранных дел Моше Даян слабо верил в то, что Садат на него действительно откликнется. Но вечером в субботу 19 ноября президентский самолет приземлился в аэропорту им. Бен-Гуриона и при наступившем на летном поле гробовом молчании из его открывшегося люка появился Анвар Садат. Лишь спустя минуту, словно опомнившись, военный оркестр заиграл государственный гимн Египта.
Встречать египетского лидера прибыли почти все члены израильского правительства, а также множество депутатов Кнессета. Была здесь и экс-премьер-министр Голда Меир.
Менахем Бегин пожал спустившемуся с трапа самолета Садату руку, но прежде, чем он успел произнести традиционные слова приветствия, высокий гость оглядел встречающую его толпу и спросил:
— А генерал Шарон тоже здесь?
— Да, конечно, — несколько опешил Бегин. — Все здесь, господин президент, и все с нетерпением вас ждут…
— Я хотел бы видеть генерала Шарона, — упрямо повторил Садат, словно только за тем, чтобы собственными глазами увидеть того, кто причинил столько неприятностей и унижений его стране на протяжении четырех последних войн, он и прилетел в Израиль.
К нему подвели Шарона.
— Ага, это ты! — сказал Садат, оглядывая его с головы до ног. — Если бы ты знал, как я хотел заполучить тебя, когда ты оказался по нашу сторону Суэцкого канала!
— Зато сейчас, господин президент, вы можете заполучить меня в качестве друга, протягивающего вам руку, — с улыбкой сказал Шарон.
В те дни весь Израиль прилип к экранам телевизоров — страна следила за каждым шагом президента Египта, ловила каждое сказанное им слово.
«Я пришел к вам сегодня, чтобы дать новую надежду нашим народам и установить мир, — сказал Садат с трибуны Кнессета. — Каждая утраченная на войне жизнь лишь воздвигает между нами новую стену…»
Мирные переговоры с Египтом могли оказаться весьма плодотворными хотя бы потому, что Израиль никогда не считал оккупированный им Синайский полуостров своей землей — его территория, за исключением небольшого, в несколько десятков километров участка земли («чубчика», как называли его в Израиле) не входила в границы древних еврейских государств и потому не являлась частью исторической Эрец-Исраэль. Синай был занят Израилем исключительно из соображений безопасности, для обеспечения стратегической глубины на случай нападения со стороны Египта, а потому мог быть отдан в обмен на всеобъемлющее мирное соглашение. За исключением того самого «чубчика», разумеется — на нем евреи уже успели построить ряд поселений, самым крупным из которых являлся небольшой, но очень уютный, утопавший в зелени городок Ямит. Все понимали, что именно эти поселения и могут стать главным камнем преткновения на пути заключения мира с Египтом.
Ариэль Шарон оказался в числе тех израильских политиков, с кем Анвар Садат за время своего пребывания Иерусалиме, пожелал побеседовать персонально, а затем именно Шарон провожал гостя до трапа самолета.
— Как ни странно это прозвучит, но я был рад, что нам довелось увидеться, и получил настоящее удовольствие от общения с вами! — сказал Садат, прощаясь. — Мы будем рады увидеть вас в Египте, генерал Шарон!
— Я надеюсь, что прилечу туда в качестве министра сельского хозяйства для укрепления дружбы и сотрудничества между нашими странами, — учтиво ответил Шарон. — Но думаю, до этого времени мы еще поборемся на дипломатическом фронте.
— Конечно, поборемся! — улыбнулся Садат. — Ведь, как я понял, вы любите свою страну и свой народ не меньше, чем я — свою. Но именно поэтому мы и должны прийти к миру!
Прощальное рукопожатие было сильным и двусмысленным: так могли пожать руки и давние друзья, и два римских гладиатора, которым через мгновение предстояло вступить в смертельную схватку друг с другом…
Спустя много лет, оказавшись в окружении журналистов, Ариэль Шарон любил вспоминать свои встречи с Садатом и членами египетского правительства.