Между тем, в правительстве и тем более в Кнессете отнюдь не было единства по вопросу об отношении к иракской ядерной угрозе. Лидер оппозиции Шимон Перес, будучи приглашен на совещание, где решались судьбоносные вопросы, категорически возражал против бомбардировки — с его точки зрения, такая акция могла вызвать лишь новый взрыв ненависти к Израилю во всем мире, введение против него международных санкций, обвинения в агрессии и т. д. В то же время, замечал Перес, возможно это даже неплохо, если у Ирака появится атомная бомба: у Израиля она уже есть, и таким образом на Среднем Востоке возникнет ядерное равновесие. А, как видно на примере противостояния СССР и США, ядерное равновесие является прекрасным фактором, удерживающим стороны от войны.
— В отношении СССР и США это, конечно, верно, — отвечал Пересу Шарон, — но следует помнить, что в обеих сверхдержавах, что бы там ни говорили, у власти стоят трезвые, разумные люди. Хусейна таким человеком назвать никак нельзя. Никто не знает, что ему завтра стукнет в голову, кем он себя послезавтра вообразит, и вот тогда может произойти самое страшное. Поэтому бомбить надо уже сейчас, сегодня!
Весной 1981 года Шарон усилил давление на Бегина, требуя провести бомбардировку иракского реактора как можно скорее. Еще немного, настаивал он, и тем или иным образом информация о наших планах станет достоянием гласности, и тогда бомбить и в самом деле будет нельзя. Кроме того, если «Ликуд» проиграет выборы, то к власти придет Перес, не собирающийся чинить Хусейну особых препятствий. И в конце концов Бегин сдался…
В 3 часа дня 7 июня 1981 года восемь бомбардировщиков F-16А и шесть истребителей прикрытия F-15 взлетели с авиабазы Эцион и взяли курс на Багдад. Пройдя на малой высоте, так что они остались совершенно незамеченными радарами, бомбардировщики сбросили 16 бомб точно на реактор, сровняв его с землей. День бомбардировки был выбран так, что на реакторе не должно было быть рабочих. В результате бомбардировки один французский техник все-таки погиб, но больше жертв не было. Все израильские самолеты легко увернулись от слишком поздно обнаруживших их иракских зениток и возвратились на территорию Израиля.
Сообщение о благополучном исходе операции в Ираке пришло к Бегину в то самое время, когда он проводил у себя дома заседание узкого кабинета по вопросам безопасности. Арик на это заседание чуть припозднился, а когда он вошел Менахем Бегин с совершенно несвойственной ему пылкостью поднялся со своего места, поцеловал Арика и прошептал ему на ухо: «Спасибо! Спасибо за то, что ты настоял на своем!»
Бегин понимал, что этой акцией не только отвел ядерную угрозу от границ Израиля, но и выиграл грядущие выборы. И он не ошибся — на следующий день израильтяне буквально светились от гордости за свою страну и свое правительство.
Разумеется, Шимон Перес поспешил объявить бомбардировку реактора предвыборным трюком правых, но Бегин в ответ предал гласности протоколы заседаний, на которых Перес горячо выступал против этой операции, и это еще больше оттолкнуло от него избирателей.
На состоявшихся 30 июня выборах «Ликуд» набрал.48 мандатов, блок «Маарах» — 47. Однако вскоре после выборов к «Ликуду» присоединилась созданная противниками отступления из Синая партия «Тхия», и таким образом сила «Ликуда» увеличилась до 50 мандатов из 120. Это позволило Бегину с легкостью составить коалицию вместе с религиозными партиями и приступить к формированию своего нового правительства.
После выхода из «Ликуда» Эзера Вейцмана Шарон, безусловно, стал главным кандидатом на пост министра обороны. И все же Бегин тревожился, как это назначение воспримет начальник генштаба Рафаэль Эйтан — простоватый, прямой и упрямый Рафуль. Связка Арик-Рафуль выглядела тем более проблематичной, что последний в 1956 году командовал батальоном в полку Шарона и своим молчанием поддержал позицию Моты Гура на офицерском суде чести после трагического боя у Митлы.
Решив не рисковать, Бегин вызвал Рафуля к себе на беседу и прямо спросил, как он относится к возможному назначению Арика на пост министра обороны? К его удивлению, Рафуль встретил это известие совершенно спокойно.
— Мы сработаемся, — ответил он. — Конечно, порой на Арика что-то находит и он начинает орать на подчиненных, но мы с ним почти ровесники (Рафаэль Эйтан был младше Шарона на один год), и я не думаю, что он когда-нибудь позволит себе нечто подобно по отношению ко мне. В то же время честно предупреждаю: если он хоть раз даже не повысит на меня голос, а просто начнет мне хамить, я тут же подам в отставку.
Рафуль тогда, разумеется, не мог знать, что они с Ариком сработаются настолько хорошо, что в отставку им придется уходить вместе, причем досрочно и с большим скандалом.