Аркадия

А Крох и не против. Так и сидел бы всегда подле теплой маленькой дочки. Он смотрит на стенную роспись, которую делает напротив ее кровати, – только этим удается заполнить неприкаянный час между тем, как он приходит домой из университета, и тем, как Шарон, одинокая мать, живущая этажом ниже, приводит Грету из детского сада. Шарон – маленькая, быстрая темноволосая женщина. Имя – это почти все, что он о ней знает, и все же чувствует с ней родство. Однажды утром, забирая Фрэнки, он сказал ей: Мы хорошая команда: спаянность брошенных! Но это была ошибка: Шарон не улыбнулась.

Роспись на стене Греты изображает Аркадию. Яблони взбираются вверх к Аркадия-дому, Восьмиугольный амбар, надворные постройки, Эрзац-Аркадия, Пруд. Он потратил месяцы, подробно выписывая ландшафт, а теперь он его заселяет. Все, кто есть на картине, все очень важны: Ханна в саду, Эйб в инвалидной коляске под дубом во дворе, Астрид протягивает новорожденного младенца солнцу, Хэнди на крыше Розового Дударя. На опушке леса Верда и ее пес Юстас, всего лишь пятнышко солнца, если не знать, где их найти. Коул и Дилан режутся в карты; Джинси стоит в дверях пристройки, на крыше которой – белая птица; Лейф танцует под куклой; Эрик сидит кляксой; Айк застыл в прыжке, лебедем летя в Пруд. Сам Крох крошечный, смотрит на Хелле. Она длинная и белая, сидит на камне, ноги в воде, наяда.

Конечно, изображенное далеко не так прекрасно, как то место, что живет в его памяти. Хотя пропасть, разверзающаяся между замыслом и его воплощением, давно и близко знакома, она никак не перестает ранить и удивлять. И все-таки роспись – это некоторое отвлечение от фотографии: последнее время все его потуги к искусству, похоже, погребены под гнетом преподавания. И неважно, что Аркадия на стене совсем не похожа на нынешнюю, захваченную компанией компьютерной анимации Лейфа, “Едгин[31] светосила”. Весь второй этаж Аркадия-дома Лейф выпотрошил, вылизал, покрыл хромом и застеклил под свои личные апартаменты; он один сейчас живет там, где когда-то давно спали больше двухсот человек. Восьмиугольный амбар преобразован в офисные помещения с конференц-залом. По соевым посадкам разбиты теннисные корты, а там, где роскошествовал когда-то огород Доротки, – автостоянка.

Лейф люто ненавидел прополку, сказала Хелле, когда они впервые посетили новую Аркадию, и они смеялись, и смех застревал у них в горле. Он утыкается носом в плечо Греты, попкорн и теплое молоко, чтобы это воспоминание прогнать.

Может, уже все-таки поспишь, спрашивает он, и Грета говорит: Нет. История.

Он думает, что же еще ей не рассказывал, и ответ приходит к нему, когда он смотрит на белый изгиб Хелле на камне. Хорошо, говорит он. Эта история о самой первой Хелле. Той, в честь которой назвали твою маму. Ну, слушай. В далекой древности в Греции… – но тут Грета перебивает:

Нет. Когда-то, давным-давно.

Когда-то давным-давно, в Греции, говорит он, жила-была красивая девочка по имени Хелле, у которой был брат Фрикс. Их отец расстался с их матерью и женился на Ино. Ино не полюбила детей и стала им злой-презлой мачехой. Она принялась строить козни, чтобы свалить на Хелле и Фрикса те беды, что случались в стране. Она пересушила все семена, чтобы растения не взошли, и когда ничего не выросло, фермеры впали в отчаяние. Что нам делать, вскричали они. Кто виноват в том, что нас настиг голод? Они пошли к предсказательнице, которую Ино подкупила, и предсказательница ткнула своим кривым пальцем в детей и завопила: Вот они виноваты, эти ужасные дети! И фермеры решили убить малышей, чтобы избавиться от проклятия.

Но их настоящая мать, ее звали Нефела, отправилась к богу Гермесу и стала просить его за своих детей. Пожалуйста, сказала она, я люблю их, пожалуйста, помоги им. Гермес был тронут горем матери и послал летучего золоторунного барана, который подобрал детей, чтобы перенести их в безопасное место через морской пролив под названием Дарданеллы.

Крох смолкает. Любопытный момент, говорит он. Лорд Байрон однажды переплыл Дарданеллы.

Кто? – переспрашивает Грета. Ей три года.

Неважно, говорит он. Как бы то ни было, баран взлетел так высоко, что у Хелле закружилась голова, и она упала с его спины вниз, вниз, вниз, в воду.

Но тут Кроху нужно постараться и финал истории изменить. Он поспешил, не до конца все продумал, до того ужасного конца, когда самая первая Хелле, бедняжка, тонет в волнах. Каково будет Грете думать о своей родной матери, если две пропавшие женщины смешаются у нее в голове.

И потому он говорит: И все засмеялись, и вытащили ее, и дали ей корону, и сделали ее королевой. И с тех пор она жила долго и счастливо. И они нашли другое, лучшее название для пролива, в который она упала: Геллеспонт.

Хеллеспот, шепчет Грета и уносит улыбку с собой в сон.

В окне темным-темно. Фары проехавшей машины очерчивают комнату лучом света. Он задергивает штору, прикрывает за собой дверь. С ощущением прохлады дерева на своих пальцах Крох идет один по темной квартире.

* * *