Аркадия

Входит сын Шарон, Фрэнки. Он похож на сову и почти сплющен огромным рюкзаком. Протянув Кроху один из своих башмачков, он говорит: Свалился. Пока Крох, став на колени, обувает его, Шарон приглаживает тоненькие белые волоски Греты, и Кроху опять стыдно, что и сегодня он забыл причесать дочку. Грета как одуванчик, который вот-вот развеет.

Шарон снимает резинку со своих коротких волос и делает Грете хвостик. Улыбается Кроху, кожа в уголках глаз сминается, и выясняется, что ничуть она не помятая мать средних лет, которую он каждый день видит: она хорошенькая. Всего-то делов, говорит она.

Крох встает с колен, Шарон подает ему кофе и целует обоих детей в лоб. Увидимся днем, говорит она. Ведите себя хорошо.

Я хороший, тихо и уязвленно говорит Фрэнки.

А я плохая! – лукаво хохочет Грета.

Они уходят, Грета с Крохом за руку, Фрэнки за руку с Гретой, и вливаются людской поток. Собственное Детское стадо Кроха из двух персон. В утренней давке детям грозят ноги и зады, сумочки и портфели. На переходе у светофора Крох наклоняется и берет на руки их обоих. Дети укладывают головы ему на плечи, дышат ему в челюсть. Детский сад, кирпичный, приземистый, окружен чахлыми платанами, которые Грета, прежде чем они зайдут внутрь, один за другим торжественно обнимает.

Воспитательница – пухлая женщина, такая на вид нежная, что кажется, если на нее накричать, на коже появятся синяки. Она смотрит на Кроха и тихим тремоло вскрикивает: О боже. Вы в порядке? Вы хорошо спите? У вас есть аппетит? О, вы выглядите неважно.

Я в порядке, в порядке, говорит он, и это “в порядке, в порядке” бубнит у него в голове, когда он выскакивает обратно в холод. Вокруг круговерть тел в темных пальто, большими пальцами постукивающих по экранам, приникающих виском к телефонам, вставляющих наушники в ушные каналы, защищенных в толпе невидимым щитом музыки. Цифровое товарищество теплей людского. Каждая душа на улице погружена в свое тело. Иногда Крох воображает, что один-единственный он свидетельствует миру о мире.

* * *

Это поразительно, насколько легче Кроху учить, уделяя преподаванию лишь толику внимания. Даже успешней выходит, чем когда полностью себя отдаешь. Этим чадам блога и текста неловко, когда они в центре фокуса. Они замыкаются. И ему комфортней вполсилы, и им тоже. Лучше доходит.

В красном свете фотолаборатории тощая, чудна́я на вид Сильви щипцами перекладывает отпечатки из одной кюветы в другую. Крох стоит рядом. Кожа у нее помечена выпуклыми родинками, и пахнет от нее пудрой, кофе и медовым шампунем. Она поднимает на него глаза. Мне это нравится, говорит она. Фотолаборатория. Я и не думала, что понравится. Ведь с цифрой работать куда проще, понимаете?

Понимаю, говорит он. Потому-то я этого и не делаю.

Сильви загадочно улыбается. Уж такая у вас слава, профессор Стоун, говорит она. Никто не скажет, что вы идете легким путем.

Он ошарашен: может, ослышался? Слишком многое можно прочесть в том, что она сказала, слоя три, не меньше, и Сильви, кажется, всегда говорит слоисто.

Сквозь резиновую завесу он спиной входит в светлую комнатку, где, булькая, пузырится вода. Садится на стол и ждет, когда ученики неспешно стекутся к нему. Какие они милые; мальчики, все на несколько дюймов выше, чем Крох, рассаживаются по стульям, чтобы не нарушать его превосходства. Девочки навинчивают на пальцы прядки волос, искоса за ним наблюдают. Им откуда-то известна его история: с тех пор как Хелле пропала, в глазах впечатлительных юных женщин он стал привлекательнее, чем прежде, вес трагедии придал его мягким чертам нечто благородное, героически-страдательное. Он чувствует, что краснеет, и заговаривает, чтобы избавиться от смущения.

Отлично, друзья мои, говорит он. Доставайте свои тетрадки. Вам предстоит нечто довольно трудное.

На выходные дни он обычно дает своим классам задания. Сделайте у себя в комнате камеру-обскуру и нарисуйте то, что увидите. Сфотографируйте незнакомцев в метро так, чтобы они этого не заметили. Войдите в проявочную и в полной темноте, вслепую, перемотайте двадцать рулонов пленки. Когда выйдете, запишите все, о чем вы там думали, и не редактируйте то, что записали.

Официально работа его состоит в том, чтобы преподать утраченное искусство проявочной. Кафедра аналоговых исследований, факультет фотографии. То, что раньше звалось попросту Фотографией, вся эта возня с пленкой и химреактивами, пониженная в значимости и выпавшая из жизни. С цифрой работать куда проще. Годы прошли с тех пор, как он вел курс для продвинутых, мокроколлоидную пластину, большой формат. Теперь для большинства учеников его классы – это промежуточная станция к хобби. Но сверхзадача, как он ее понимает, кроется в том, чтобы помочь студентам увидеть: обратить внимание, уделить время, замедлить шаг, присмотреться и оценить то, что делаешь. Это может пригодиться им в жизни.