В детском приюте жили две сестры. В раннем детстве их разлучили. Первую взяли в монастырь. Всю жизнь она провела там, прилежно выполняя церковные обряды. Вторая попала в публичный дом и всю жизнь была вынуждена провести на панели. После их смерти одному из прозорливых старцев открылась участь сестер: та, что попала в монастырь – оказалась в аду, а та, что на панели вознеслась в рай.
Жизнь принадлежит людям не религиям и политикам. Сами они не создают жизни, а всего-навсего паразитируют на ней. Убери из своего дома телевизор, и ты не вспомнишь об их существовании. Не разумно требовать от них лучшей жизни, они не дадут ее, просто потому что не способны дать. А если бы и дали, то счастливым бы это никого не сделало. У человека все уже есть для счастья, только он позабыл об этом.
Старик улыбнулся и молча, вышел из комнаты.
X
На следующий день во время завтрака Лука поинтересовался у старика:
– Есть ли какой-нибудь способ, чтобы как то ускориться на пути?
– Если хочешь ты можешь попробовать один … – ответил старик, приглаживая бороду.
– Что за способ?
– Полная неподвижность. Сиди, не шевеля ни одним членом тела изучая при этом боль, какой бы сильной она не была.
Спустя час, сосредоточенно наблюдая за ощущениями, Лука принял твердое решение сделать, так как посоветовал наставник.
«Старик не сказал, но мне кажется, что эта боль расплата или своеобразное искупление за свои неправильные мысли, слова, поступки. По сути это может быть очищением через боль. Если сейчас не сделаю, то не сделаю уже никогда, а значит, зря тратил время и силы. Какая бы адская боль не поразила – я не пошевелюсь», – мысленно рассудил Лука.
Через полтора часа проведенных в неподвижности его настигли чудовищные муки. Из-за невозможности пошевелиться ноги сводило судорогой, а мышцы нервно пульсировали от боли.
Возник страх граничащий с паникой, что «все это противоестественно». Он боялся, что в ногах повредятся суставы и потом их придется ампутировать.
Боль расшатывала нервы и в голову закрадывались печальные мысли: «Любили ли меня когда-нибудь родители? Он ушел, она же, питаясь моими нервами, ломала мне психику. И когда отец уходил, то знал, с кем оставляет меня, но собственная похоть была ему важней. Был, ли я дорог кому-нибудь по-настоящему кроме друзей, которых больше нет?»
Ему стало невыносимо грустно, тоскливые мысли подавляли его и в этот момент он услышал мягкий голос старика: «Ты не то, что у тебя есть. Не то, что ты сделал или нет. Не то, как относятся к тебе окружающие и что они думают о тебе. Бог всегда любит тебя, и ты никогда не бываешь одинок. Одиночество не более чем обман твоего эго».
Лука сделал глубокий вдох и успокоился, но сразу же ощутил нестерпимую ломоту в спине. Жар огня охватил все тело, и ему представлялось, что его кожу жгут на костре. Одновременно ощущая, как невидимый палач дробит кости в области таза и насквозь протыкает раскаленными спицами ладони. Суставы в ногах ныли, боль перерастала в настоящую пытку, как будто ноги медленно разрезали по кусочкам острой пилой. Лука тяжело дышал и время от времени из груди вырывались глухие стоны. Боль нарастала, и напряжение достигало своей кульминации. Перед глазами возникли черные круги. Он вглядывался в них, теряя сознание не в силах дальше превозмогать боль. На побледневшем лице от напряжения выступили капли пота. Они медленно сползали вниз, щекоча кожу и усиливая раздражительность.
Когда боль сделалась настолько сильной, что вынести ее физически становилось не возможно, полностью обессиленный Лука безмолвно произнес про себя: «Все могу в укрепляющем меня Творце». Это придало ему сил, чтобы продолжить наблюдение за тем как острая и одновременно давящая боль пульсируя, сдавливала тело. Напрягая всю свою волю, Лука продолжал терпеть. Ему казалось, что с него заживо сдирают кожу.
В сознании вновь тихо послышался спокойный голос старика: «Отбрось эмоции. Осознай дыхание. Почувствуй каждую клеточку тела. Мир найти можно только в себе».
Лука собрал все свои душевные силы, направив стремление на то, чтобы полностью присутствовать в каждом вдохе и выдохе. Тяжело дыша, он внимательно изучал жгущую в спине боль, вглядываясь в нее со всех сторон и пытаясь проникнуть вниманием в ее сущность.
В середине спины был центр боли. Она пульсировала, как огонь. То вспыхивала, то становилась меньше, потом опять разгоралась сильней, и вся спина полыхала пламенем.
Лука заметил, что каждая случайная мысль усиливала пламя, и плоть как будто разрывали острыми камнями. Сразу же возникал соблазн пошевелиться, открыть глаза и вытянуть ноги. Выбор превращал боль в мучение. Но также он заметил, что если никакая мысль не попадает в границы внимания, то высидеть вполне реально.
Спустя час ум полностью успокоился, уносясь, прочь от всех мыслей, образов и чувств. Концентрируясь на боли, он вошел в состояние покоя, достигнув глубины созерцания. Нервные окончания больше не реагировали на нее, и боль перестала быть болью.