Археологические прогулки по Риму

Поэтому он очень счастливо жил в своем маленьком сельском доме, но невольно думается, что чувство благополучия его было усилено воспоминаниями о надоедливых городских приставаниях, от которых он был избавлен. Быть может, он не находил бы свой деревенский стол, уставленный «божественными блюдами», если бы не вспоминал, сидя за простой трапезой в обществе нескольких соседей, скуку званых обедов в Риме с их тираническими обычаями, когда приходилось пить столько кубков, сколько хотел устроитель пиршества, с их нестерпимыми разговорами, вертевшимися исключительно на последних скандалах да на актерах. Злые языки замечали, что никогда он не кажется таким влюбленным в деревню, как когда бывает задержан в городе. Это в Риме у него раз вырвалось восклицание, когда ему досаждали просьбами и докучными вопросами, восклицание, в которое он вложил всю свою душу: О rus, quando ego te aspiciam! («О деревня, когда я тебя увижу!» – Примеч. ред.) Но, возвратившись в свой загородный дом, он, по-видимому, к деревне охладевает и часто выражает желание покинуть ее, особенно если случится пожить в ней несколько недель. За такое непостоянство он себя смиренно укоряет, но ему крайне трудно измениться. Гораций пишет: «Непостоянен, как ветр, в Риме люблю Тибур, // В Тибуре Рим». Вот неисправимый светский человек, подумавший, что исцелен, потому только, что испытал минутную досаду на чарующие его удовольствия и подпадающий вновь старому игу, чуть только пройдет дурное расположение духа. Только под конец жизни обращение его стало полным. Тогда он дошел до того, что полюбил деревню гораздо больше, чем того хотели бы его лучшие друзья. Для нее он изменял слову, данному самому Меценату, и, пообещав ему, что отсутствие его не продлится более нескольких дней, заставлял себя ждать целыми месяцами.

История Горация была, вероятно, историей многих римлян его времени; подобно ему, многие становились большими любителями деревни, вследствие того что были слишком большими любителями города; такие противоречия и перемены нередки у людей, которые ко всему относятся со страстью. Когда утомленье и скука гнали их из Рима, они сначала скитались вокруг великого города, почти боясь потерять его из виду. Они не желали отходить от него далеко, они строили себе виллы подле самых его ворот, по большим дорогам, на обоих берегах Тибра. Но скоро замечали, что эти виллы и эти сады, так дорого стоившие, не спасали их от докучных посетителей. Город, от которого они хотели бежать, умел и там их найти. Бедные люди всегда следуют, по-своему, примеру богатых; Рим тяготил и их, и они не хотели оставаться в нем всегда. В праздничные дни целые толпы бедняков устремлялись к гостиницам предместий, по реке, в священные рощи, в окрестности храмов. Они танцевали «всякий со своей подругой», говорит Овидий; они обедали на свежем воздухе или в тени деревьев. То было соседство шумное, неудобное, и становилось не легче найти спокойствие в окрестностях Рима, чем в самом Риме. Поэтому многие римляне были вынуждены уходить дальше, в Тускулум в Пренесту, в Тибур, а когда и эти места, близкие к городу, стали слишком людными, пришлось уходить еще дальше. Таким образом, вся Италия, от Байского залива до подножия Альп, покрылась изящными виллами. «Когда перестанете вы желать, – говорил Сенека богачам, своим современникам, – чтобы не было ни одного озера, над которым бы не возвышались ваши дачи, ни одной реки, берега которой не были бы застроены вашими великолепными зданиями? Где бы ни забил ключ горячей воды, вы спешите воздвигнуть новые приюты для ваших развлечений, всюду, где бы берег ни образовал изгиб, вы желаете соорудить какой-нибудь дворец и, не довольствуясь твердой землей, вы воздвигаете в волнах запруды, чтобы заставить и море вдвинуться в ваши сооружения. Нет страны, где бы не красовались ваши жилища, то построенные на вершине холма, откуда глаз далеко охватывает и землю, и море, то воздвигнутые посреди равнины, но такие высокие, что дом кажется горой».

Сельский пейзаж. Фреска из Помпей