Археологические прогулки по Риму

Так как ничто не интересовало Адриана до такой степени, как его путешествия, он хотел, даже после того, что отказался от них, чтобы его всюду окружали верные и живые воспоминания о них. Его биограф рассказывает, что он дал некоторым частям своей тибуртинской виллы имена наиболее красивых виденных им мест. Там можно было найти Лицей, Академию, Пританей, Каноп, Пойкил, Темпейскую долину «и даже, – прибавляет Спартиан, – чтобы было решительно все, он придумал воспроизвести там также преисподнюю». Этот текст может дать повод к большим пререканиям. Есть авторы, предполагающие, что его надо понимать буквально, и считающие, что Адриан с этой целью сделал точные копии со всего, чем он любовался в своих путешествиях; особенна ревностно стоит за эту точность Канина; если верить ему, во всех этих остатках не найти ни одного куска стены, который бы не был подражанием какому-либо значительному памятнику. Он не видит, что это средство сделать Адриана очень смешным. Можно ли придумать более глупый проект, как заключить все диковины мира в такое тесное пространство? Какое впечатление должны были произвести на посетителя эти воспроизведения гор и долин в уменьшенном виде, эти нагроможденные один на другой памятники? Адриан, как известно, был тонкий художник, человек со вкусом, любитель и просвещенный ценитель греческого искусства: какое удовольствие мог бы он найти в вымучивании из природы разных подобий, которые никогда не могли быть совершенными? Нам говорят, что он хотел, чтобы его вилла непрестанно напоминала ему виденные им чудеса, но эти жалкие подделки могли скорее оскорблять память о них, нежели сохранять ее. По счастью, текст Спартиана не вынуждает нас принимать все эти преувеличения. В нем просто сказано, что император построил себе виллу так, чтобы можно было в ней написать названия наиболее прославленных мест, которые он посетил (ita ut in ea et provinciarum et locorum celeberrima nomina inscriberet), что позволяет предположить, что он не стоял за очень точные подражания, а большею частью довольствовался приблизительным сходством. Особенное снисхождение надо было высказать относительно местностей: каким образом можно было, действительно, надеяться воспроизвести чудеса природы в маленькой равнине, что тянется у подножия Тибура! С памятниками было легче и, например, пойкил мог быть воспроизведен довольно точно. Однако можно предположить, что эта точность никогда не шла очень далеко. Доме замечает, что в развалинах всех этих Лицеев, Гимнасиев, Пританеев, то есть всех этих греческих памятников, которые архитектор претендовал копировать, везде находят римские своды: не служит ли это доказательством, прибавляет он, что мастер не гнался за тщательной верностью и что, сохранив за этими зданиями их чужеземное название, он пригнал их ко вкусу своего времени и к обычаям своей страны?

Из всех этих прекрасных вещей, перечисленных Спартианом, многих невозможно различить, так как теперь все это лишь развалины. Однако есть три из них, в которых можно быть почти уверенным, и они-то и позволяют нам судить об остальном: это долина Темпейская, Пойкил и Каноп.

Cento Camerelle