Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны

Технически более сложное решение предстало в виде кодировки “волапюк”[341]. Суть кодировки заключалась в использовании латинских букв и других знаков для обозначения русских букв по принципу графического сходства. Часть латинских букв – A, B, C, E, H, K, M, O, P, T, X, Y – просто заменяли собой похожие (или идентичные) русские. Для обозначения специфических кириллических букв использовались другие знаки: например, для Щ – LLI, для Ж – }|{ и т. п. Русскоязычные пользователи часто писали тексты на “волапюке” вручную, однако для больших материалов этот способ был слишком сложным, и в какой-то момент клиенты сети “Релком” получили возможность делать это автоматически с помощью написанной Вадимом Антоновым программы.

Когда русская литература попала в англоязычную среду и оказалась в тесном контакте с латиницей, это послужило стимулом к развитию новой, пограничной словесности на стыке двух алфавитов и двух языков. “Впервые после 1920-х годов, с тех пор, как в Советской России всерьез обсуждался вопрос о переводе русского языка на латинский алфавит, русская азбука в России сильно потеснена латиницей… – писал филолог Гасан Гусейнов в статье, посвященной русскому интернету. – Неожиданное графическое обогащение русского языка приводит юзеров в творческий экстаз, одновременно подспудно раздражая каждого необходимостью усвоения чужого”[342]. Так, в 1996 году стали популярными конкурсы поэзии, в которой можно было использовать только 12 букв, идентичных в латинском и кириллическом алфавитах[343].

При этом авторы осваивали не только новую письменность, но и новые реалии, поэтически осмысляя русские и советские культурные традиции или историю. Вот как, например, описывает Россию виртуальный персонаж Май Иваныч Мухин (под этим именем скрывался филолог из Тарту Роман Лейбов):

CAMOKPYTKA C YTPA,

KAMACYTPA Y KOCTPA,

AP3PYM C KAPCOM,

BEHEPA C MAPCOM,

TYT 3EBEC, TAM BEPXHEBAPTOBCK,

TYT AMYP, A TAM – OKA,

CPOKA Y 3EKA,

Y OXPAHЬI – AK,

Y BCEX BCE – OK[344].

Постепенно русскоязычный интернет наращивал и российскую аудиторию. Поворотной точкой стал 1996 год, когда начали активно открываться новые проекты. Появились первый конкурс сетевой литературы “Тенета”, первый чат знакомств “Кроватка”, первое интернет-кафе “Тетрис” в Санкт-Петербурге и первая поисковая машина в России “Рамблер”. Максим Мошков, по его собственному выражению, “ограбил интернет” и нарастил объем своей библиотеки с 15 до 100 мегабайт. Фонд “Открытое общество” Джорджа Сороса объявил большую программу интернетизации университетов, в результате которой к Сети были подключены 33 университета по всей России[345]; появился один из первых по-настоящему массовых коммерческих интернет-провайдеров “Ситилайн”, который не только подключал пользователей, но и занимался развитием контента на русском языке; наконец, интернет дошел до крупных российских городов, и там возникли собственные проекты: городские порталы, новостные сайты, сетевые службы и т. п.[346]

В том же 1996 году был основан “Журнал. ру. Вестник сетевой культуры” – после нескольких выпусков бумажной версии проект целиком перешел в онлайн. На сайте “Журнала. ру” публиковались обзоры и аналитика главных событий в русском интернете, который к тому моменту насчитывал сотни сайтов, а также обсуждались политические новости. Михаил Вербицкий писал о музыке, Сергей Кузнецов – о культуре. Кузнецов вспоминает, что форум “Журнала. ру”, как и другие площадки для сетевых дискуссий середины 1990-х годов, был единственным местом, где они могли встретиться и вести диалог. Он описывает это так: “Публичной полемики не было в советское время, не образовалось ее и в постсоветской России – кроме интернета. Интернет был единственным местом, где могла происходить полемика. Люди, которые читали газету «Сегодня» и газету «Завтра», в реальной жизни вообще не пересекались… Интернет оказался первой площадкой, где этот диалог – по крайней мере, для меня и многих людей моего поколения – стал возможным… Прихожу я себе в интернет – весь такой либеральный-либеральный, а там сидит, скажем, Антон Носик, который еще либеральнее меня, а к тому же проамериканский донельзя. А с другой стороны сидит, скажем, Миша Вербицкий – человек абсолютно нашего круга, 57-я школа, 250 общих знакомых, но мы с ним никогда не встречались до этого в жизни. Сидит Вербицкий и говорит то, что он тогда говорил. Яркий пример: «Окуджава умер – пустячок, а приятно». Это, конечно, был способ всех шокировать, но помимо этого было и некоторое количество здоровой полемики, когда Вербицкий аргументировал свою позицию, близкую ранней НБП с Летовым, Дугиным, Лимоновым и Курёхиным. В интернете я этих людей впервые встретил. Мы сидели на одном подписном листе и вместе делали первый контентный проект «Журнал. ру»”[347].