Архетип Великой матери с древности и до наших дней. Сборник исследований

Но в учении о полном и вечном приснодевстве Марии не хватало еще кое-чего. Древние христианские писатели второго столетия, Ириней, а после него Тертуллиан, приводили захватывающее сравнение между девственной землей, из которой бог создал тело Адама, и девственным лоном Мадонны, из которого по воле Святого Духа вышло тело Иисуса. В своем сочинении «Против ересей» (III, 21—10) Ириней Лионский писал: «Et quemadmodum protoplastus ille Adam de rudi terra et de adhuc virgine — nondum enim pluerat Deus, et homo non erat operatus terram (Быт. 2, 5) — habuit substantiam et plasmatus est de manu Dei... ita, recapitulans in se Adam, ipse Yerbum exsistens ex Maria, quae adhuc erat virgo, recte accipiebat generationem Adae recapitulationis»: «И как сам первозданный Адам получил состав свой из земли невозделанной и еще девственной — «ибо Бог еще не одождил и человек не обрабатывал земли» (Быт.2:5) — и был создан рукою Божиею, т. е. Словом Божиим, ибо «все произошло чрез Него» (Ин.1:3), и Господь взял персть от земли и создал человека: так и Сам Он, Слово, восстано-вляя в Себе Адама, справедливо получил рождение для восстановления Адама от Марии, Которая была еще девою. Если бы первый Адам имел отцем человека и родился из семени мужа, то можно было бы говорить, что и второй Адам родился от Иосифа. Если же тот был взят от земли и создан Словом Божиим, то надлежало самому Слову, восстановля-ющему в Себе Адама, иметь сходство с его рождением. Для чего же Бог не взял опять персти, но произвел создание от Марии? Для того, чтобы не было другого создания, и не иное было то создание, которое требовало спасения, но чтобы тот же самый (Адам) был восстановлен, с соблюдением сходства (в происхождении)». И наследуя Иринею Тертуллиан в своем сочинении «О плоти Христа» (17) писал: «Virgo erat adhuc terra, nondum opere compressa, nondum sementi subacta; ex ea hominem factum accipimus a Deo in animam vivam (Genesis 2, 7). Igitur si primus Adam ita traditur, merito sequens vel novissimus Adam, ut apostolus dixit (I. Cor., 15, 45), proinde de terra id est carne nondum generation! resignata, in spiritum vivificantem a Deo est prolatus»: Земля была еще девственна, еще не вспахивалась и не засевалась; из нее, как мы узнали, человек был сделан Господом душою живою (Быт. 2, 7). И если говорится, что первый Адам из земли, то второму, или последнему Адаму, как сказал апостол (ср. 1 Кор. 15,45), поэтому тоже подобало родиться от Бога из земли, то есть из плоти, еще не раскрытой для рождения, в дух животворящий».

Выразительные свидетельства Иринея и Тертуллиана показывают, насколько тесно для них и для тогдашней церкви девство Марии было связано с зачатием и рождением Слова, воплощенного в плоти Христа. В их сочинениях мы не можем найти ничего о признании и подтверждении девства, сохранившегося и после рождения Божьего Сына. В действительности Евангелие могло бы послужить преградой для такого учения. Лука говорит об Иисусе как о первенце Марии (II, 7). Что это значит? Что Мария, которая в первый раз стала матерью силой Святого Духа, позднее стала матерью естественным образом, и что брак с Иосифом был совершен только после рождения зачатого по Божьей воле сына? И уклончивые слова Матфея (I, 25): «и он (Иосиф) не знал ее, пока она не родила сына»: должны ли эти слова указывать на более позднюю плотскую связь Марии с Иосифом? А что мы должны понимать под братьями Иисуса, о которых так часто говорится в Евангелиях, в Деяниях апостолов и в Посланиях Павла (Марк III, 31; Лука VIII, 19; Матфей XII, 46; Марк VI, 3; Матфей XIII, 55; Деяния апостолов 1,14; Галатам I, 19; I. Коринф. IX, 5)? Идет ли речь действительно о родных братьях или имеются в виду двоюродные братья? Известно, что в иврите понятие «брат» используется очень широко — но можем ли мы ссылаться на особенности ивритского словоупотребления, чтобы понять упоминание братьев Иисуса у писателей, которые писали на греческом языке? Уже в христианской древности, в конце четвертого столетия, велись продолжительные споры по этой проблеме, и однозначно понятно, что тогдашняя полемика разжигалась доктринальной и практической озабоченностью. В результате казалось бы однозначные свидетельства из текстов и вероятность ситуаций толковались противоположным образом.