Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

На следующее утро, 31 мая, все отправились в маленькую церковь святителя Николая Мирликийского[72]. Заперли за собой дверь и не звонили в колокола, а сразу начали службу и в начале литургии совершили хиротонию. На ней присутствовал и протоиерей В. П. Свенцицкий (1881–1931), известный московский церковный писатель, находившийся в Пенджикенте в ссылке. Из церкви преосвященные Даниил и Василий и протоиерей Свенцицкий вернулись домой несколько раньше и встретили хиротонисанного епископа Луку архиерейским приветствием: «Тон деспотин ке архиереа имон ирие филатте ис полла ти деспота!»[73]. О состоявшейся хиротонии было сообщено патриарху Тихону, который признал ее законной и утвердил. Осталось тому свидетельство – удостоверение патриарха от 23 ноября 1923 года с коротким текстом: «Его преосвященство, как епископ православный, состоит со мной в каноническом общении»[74]. Этот факт отметает все дальнейшие спекуляции обновленцев и местных властей в Ташкенте о «незаконности» хиротонии епископа Валентина (Войно-Ясенецкого).

Так случилось, что в тот же день 31 мая, в который была совершена хиротония епископа Луки, наркомат внутренних дел распорядился изъять все документы Совета Союза приходов, организованного отцом Валентином, и принять меры местного руководства для его закрытия.

По возвращении в Ташкент епископ Андрей, ввиду невозможности скорого переезда новохиротонисанного епископа Луки на кафедру в Барнаул, попросил его возглавить Туркестанскую епархию. Таким образом, Ташкент стал одновременно кафедральным городом «тихоновской» и обновленческой епархий.

Первая архиерейская служба епископа Луки назначена была на 3 июня, воскресенье, день памяти равноапостольных Константина и Елены. Однако к тому времени все священники кафедрального собора разбежались, и служить епископу пришлось лишь с одним протоиереем Михаилом Андреевым. В алтаре присутствовал преосвященный Андрей (Уфимский).

В своей первой епископской проповеди Лука, обращаясь к своей собравшейся немногочисленной пастве, говорил: «Мне, иерею, голыми руками защищавшему стадло Христово от целой стаи волков и ослабленному в неравной борьбе, в момент наибльшей опасности и изнеможения Господь дал жезл железный, жезл архиерейский и великой благодатью святительской мощно укрепил на дальнейшую борьбу за целостность и сохранние Туркестанской епархии».

На следующий день студенты-комсомольцы Ташкентского университета устроили митинг. В принятом постановлении они потребовали от руководства университета увольнения профессора медицины, принявшего сан епископа.

Профессура, врачи и вообще интеллигенция Ташкента смотрели на религиозность В. Ф. Войно-Ясенецкого как на «своеобразное чудачество» и не придавали этому особого значения. А вот руководство университета оказалось в неловкой и сложной ситуации. В своих воспоминаниях И. А. Кассирский свидетельствует: «Когда профессор Войно-Ясенецкий стал церковным деятелем – архиепископом Лукой, – перед администрацией больницы и особенно университета, медицинского факультета и перед партийными органами возникли довольно сложные задачи. Как быть с новоявленным “протопопом Аввакумом” и одновременно профессором недавно открывшегося, первого в Средней Азии вуза, воспитателем советской молодeжи и крупнейшим специалистом, блестящим хирургом? В церкви он произносил проповеди, в предоперационной повесил икону, перед операцией спрашивал у ассистентов о больном: православный, христианин? Если да, то крестил пациента, затем крестился перед иконой и лишь после этого торжественно произносил: “Скальпель!”».

Войно-Ясенецкий самостоятельно развязал завязавшийся сложный узел: уволился по собственному заявлению. Следует подчеркнуть, что епископ Лука жестко противостоял обновленчеству, но не был политическим противником новой государственной власти. Даже более того, он считал ее «народной», «законной». Не случайно в своем последнем до ареста обращении (завещании) Лука наказывал пастве держаться избранного пути (то есть быть сторонниками Патриаршей церкви) и ни в коем случае не иметь какого-либо общения с «живоцерковниками», не подчиняться «лжемитрополиту», то есть обновленческому епископу Николаю (Коблову), которого он назвал «лютым вепрем, возлегшим на горнем месте»[75]. Но в отношении власти наставлял: «Против власти, поставленной нам Богом по грехам нашим, никак нимало не восставать и во всем ей смиренно повиноваться». «Контрреволюционера» и «антисоветчика» из него впоследствии будут «лепить» органы ОГПУ-НКВД, намеренно превращая антиобновленческую позицию епископа в политическое противостояние власти.

10 июня епископ Лука отслужил свою вторую воскресную всенощную. В 11 часов вечера раздался стук в наружную дверь его дома. Затем последовали обыск и арест. Епископ простился с детьми и Софией Сергеевной и в первый раз вошел в «черный воронок». Так положено было начало одиннадцати годам тюрем и ссылок.