Архипелаг Святого Петра

— Что китайцы изобрели? Бумагу, фарфор, порох, китайские пытки (помните — капелька воды падает на темечко: час, два, сутки...), чиновничью волокиту и культурную революцию. Я бы книгу Гиннесса по изобретениям выпустил и переходящий приз ежегодно выдавал. Кто больше? У кого лучше? Или: у кого больше? Кто лучше? Не важно. Французы изобрели гильотину, а также прочие достижения французской революции, некоторые почти невинные, названия месяцев, к примеру: плювиоз, вантоз, термидор, жерминаль. Помните наш-то анекдот про дни недели: начинальник, продолжальник, решальник, определяльник, завершальник, субботник и воскресник? Скандинавы изобрели фамильную кровную месть, викинги семьями друг друга вырезали и жгли. Японцы изобрели харакири и икебану, извини, Несси, это основное, а не театр кабуки вкупе с веером и ширмою. Мы с немцами разделим пальму первенства, надо полагать, по фашистской части, хотя мы колоссально камуфлировались, а они действовали в лоб, по-солдатски; одни лагеря чего стоят; их, правда, были технически изощренные (газовые камеры, выделка человечьей кожи для портмоне, мыловаренные мотивы), а наши, так сказать, сельского типа, всё делали у нас морозы, голод, уголовники, труд каторжный, рукоприкладство конвоиров, никаких газовых камер. И так далее, и тому подобное. В последнем разделе — индивидуальные достижения.

Настасья зажмурилась.

— Как хорошо, — сказала она, — что я ни о чем таком не размышляю. От подобных размышлений можно только спиться.

— Размышляй не размышляй, оно ведь существует. А из изобретений китайцев, если честно, я больше всего ценю даосизм. Дао, дзен. Несси, я прирожденный даос. Все, что я делаю и говорю, абсолютно бессмысленно. Я любое действие не завершаю. Белое пятно, недописанная картина, лакуна — это и есть дзен. Я даже ремонт в своей комнате не могу закончить, вон, видите: кусок обоев недоклеен; то мое дзен!

Настасья смеялась и гладила кошек, Кьяру и Обскуру. Звягинцев, по его словам, отпускал их в марте погулять на чердак и потом целый год лицезрел на площадке перед дверью фельдфебельские морды их ухажеров, а также перепрыгивал через лужи ухажеров, метивших территорию на лестнице в ожидании дам, то есть в ожидании марта. «Ох и шкура ты, Обскура», — приговаривала Настасья, почесывая кошечку за ушком. Кьяра ревниво жмурилась. В начале 90-х мой приятель держал двух котов; звали их Бартер и Чартер.

— Я вообще люблю азиатскую культуру, — продолжал Звягинцев, к величайшему удовольствию Эндрю, так и глядевшему ему в рот. — Азиатская культура тяготеет к вечности, африканская ко времени, к вашему сведению.

— Что значит ко времени? — спросила любопытная Настасья, грызя карамель.

— Сегодня, сейчас поют, пляшут, предаются любовным утехам.

— А мы к чему тяготеем? — спросил я.

— Мы не тяготеем к культуре, — отвечал Звягинцев, сосредоточенно разглядывая огурец, словно мучительно решая, с какого конца его грызть, — это одна из загадок нашего бытия. Хотя существует понятие «диссонансная культура».

— В русской культуре, — Эндрю тоже решил высказаться, — есть поразительное понимание других культур и других стран.

— Понимание? — фыркнул Звягинцев. — Да мы себе все страны нафантазировали по своему вкусу, их и любим, фантастические, то есть свои, то есть себя. Герой писателя Ваганова хочет в Испанию, но не в географическую, а в такую, какой и на свете-то нет. Вот и мы хотим в такую Россию. Все, оптом и в розницу. Писатель Набоков и пьяный водопроводчик. Мы и любим-то лубок. Ля страна оф майн лав, мольто, мольто бене. И все это, между прочим, на почве врожденного идеализма, проявляющегося абсолютно во всем. Наш народ — идеалист широкого профиля. Чему это вы так удивились? Бывает, бывает врожденный идеализм, как сифилис бывает врожденный. В каждом соотечественнике занюханном спит маленький Кант. Периодически и систематически разбухающий и становящийся непохожим сам на себя, этакий воинствующий идеалист. Главное — на свой аршин идейкой обзавестись, тогда все и дозволено, да не просто так, а по идейным соображениям. Процентщицу тюкнуть, богатенького задавить, храм взорвать, на отца родного донос накатать анонимный, жилые места залить морем-окияном, да мало ли идей. Даже обогатиться за чужой счет можно с идеей. Просто так и муха не летает. Хорошая поговорка. Иде я, иде я? у каком городе? у какой тоське мироздания?

— Звягинцев, я не люблю, когда ругают русский народ, — сказала порозовевшая и слегка захмелевшая Настасья.