Архитектор

Вереница свежих, – час-два, – следов тянулась вдоль ручья и терялась в зарослях кустарника. Человек десять. Судя по глубине отпечатков, нагружены под завязку. Явно шли в сторону реки. Она бушевала на перекатах поблизости – километр, не больше. Ларс цыкнул. Их путь как нельзя некстати пересёкся с боевиками НОВА. Он пересчитал патроны: двенадцать штук.

– Если ты Робин Гуд, то хватит, – съязвил Никомах.

– Нам нельзя вступать в бой, – Ева встревожено оглядывалась, – у нас другая цель.

– Ты что-то чувствуешь? – Ларс внимательно посмотрел на неё.

– Нет. Просто Кольцев будет не рад, если мы облажаемся.

– Надо посмотреть какого лешего их сюда принесло, – Ларс поднялся, собрал вещи и двинулся по следам.

Прозвучало как приказ. Ева чуть слышно выругалась, явно не одобряя авантюру. Никомах взвалил на себя тяжеленный рюкзак, с удовлетворением отметив, что ожог теперь отзывается только слабой ноющей болью. «Прорвёмся», – сказал он ей, попытался тронуть за плечо, чтобы взбодрить, но она дёрнулась. Недотрога.

Они вышли к реке только через час. Пришлось прорываться сквозь заросли колючего кустарника, буреломы и топи. Укрывшись за камнями, Ларс рассматривал окрестности через бинокль. Еве он передал винтовку, и девушка улеглась поодаль, прильнув к оптике. Вода рвалась пенным потоком в низину, к озеру, скованному полукольцом горной грядой. У его берега в густой растительности едва угадывались обломки здания, бывшего, судя по уткнувшимся в песчаный берег двум проржавевшим паромам, водным вокзалом.

Никомаха опять замутило. Он воспользовался передышкой, лёг на спину и глядел в безоблачное небо такое же, как в привычном мире, оставшемся за пределами этого времени и пространства. Может, и нет того мира, думал он. Воспоминания казались теперь вязкими, какие бывают, когда вспоминаешь страшный сон, виденный за секунду до пробуждения. И прошлое было этим кошмаром, поглощённым не менее ужасающей реальностью. «Отражение», симуляция жизни стала самой жизнью, и только смерть могла оборвать электрические токи в проводах, подключённых к телу того, чьим двойником он обратился. Он попытался представить себя разделённым на две сущности, обитающие параллельно в неведомых плоскостях Вселенной…

Кто-то тряхнул его за плечо.

– Никомах, будь с нами!

Открыв глаза, он увидел Еву. Он чувствовал тепло её тела, её нежные губы, шептавшие едва разборчиво, оказались так близко. Он поднял руку, чтобы коснуться их, но Ева схватила его за воротник и рывком усадила. И откуда в ней, казавшейся мелкой, бралась такая сила?

– Не вздумай отъезжать! – зло прошипела она.

– Я здесь, здесь, – примирительно сказал он, очнувшись от романтического наваждения, – всё в порядке.

Только сейчас он понял, что Ларс исчез.

– Он решил рассмотреть развалины ближе, – ответила Ева на его немой вопрос, – солдаты НОВА там, но что делают – не понятно.

– Дерьмовое у меня предчувствие.

– Вот-вот, Но если Ларс упрётся, то бесполезно, не убедишь.

Ева, нахмурившись, щёлкнула несколько раз предохранителем винтовки. Беспокоилась она явно не за Ларса.

– Переживаешь за Ригу? – Никомах читал её как открытую книгу.

– Да, есть немного, – она опустила взгляд на побитые носки ботинок.

– Уверен, с твоим другом всё хорошо.

– Он мой брат.

Она сказала это после долгой паузы, – Никомах успел даже заскучать, набрал горсть мелких камней и бросал их в воду, – будто вернулась из дальнего мысленного странствия.

– Кроме него у меня никого нет, – добавила она.

В её глазах блеснули слёзы. Ева отвернулась, смахнула их рукавом куртки.

– Не бойся слёз. Быть слабым – нормально. Только принявший слабость может быть сильным. А принявший слёзы может смеяться.

Она не ответила. Положила, наконец, винтовку на колени, вытянула из пачки сигарету. Зажигалка плюнула искрой, не дав огня. «Чёрт!». Ева встряхнула её, почиркала, – бесполезно. Никомах бросил коробок спичек, найденный в городе. Ева закурила. Она каждый раз делала это с каким-то особенным наслаждением. Столько эмоций от самоубийства, – Никомаха удивляла её противоречивость: с одной стороны она проповедовала здоровый образ жизни, – вегетарианка, считающая мясо смертельно опасной едой, с другой, – дымила, как портовый грузчик.

– Мы выросли в одном детдоме, – ни с того, ни с сего начала она, – он попал туда в шесть, я в тринадцать. И как-то сложилось, что мы вместе всю жизнь.

– Что случилось с твоими родителями? – Никомаха удивила её откровенность, глупо упускать шанс узнать больше.