«Это, наверное, у нас семейное, – она вспоминает замкнутый мирок своих стариков. – Мы, Кампински, все какие-то холодные одиночки. Каждый сам по себе. Нервный. Гордый и обязательно сильный».
Мать, наверное, тоже хотела тепла, раз в семнадцать лет повелась на пустобреха из соседской большой и шумной семьи. Она была у стариков поздним ребенком. Отличница. Вся примерная и вечно испуганная/скованная на старых фото. Словно глядит на родителей и спрашивает – так правильно?
Она и сейчас пытается соответствовать тем самым неписанным правилам – муж, дом, сын – все как у всех и как положено, но ошибки Кампински не прощают. И если вежливо молчат о них, вовсе не значит, что забыли – помнят друг другу до самой смерти.
«Я же олицетворение ее самой главной неправильно решенной задачи» – Ольга оглядывается на тихий зал маленького кафе.
Нам, Кампинским, обязательно нужно иметь мечту, идти к ней через тернии и профессионально расти, служить народу. Личная жизнь у нас лишь досадное приложение, которое лучше подогнать под пункт первый. Так бабушка – это «верный товарищ и первый помощник» дедушки. Теть Сонин адмирал был такой же преданный Ленинградец, как и жена. Прадед Кампинский, кажется, фанател от географических исследований и пропал где-то в Гималаях.
«А мы, непутевые дети – теть Сонин сын, посмевший уехать из Ленинграда за дамой сердца, Денчик – механик-пацифист. Я еще держусь в первом списке из-за творческих свершений и полного отсутствия личной жизни, но что будет, если о моих предпочтениях станет известно?»
Официант приносит заказ и приборы, аккуратно и быстро сервирует стол.
«А вот у Риты на даче было тепло…» – перескакивает в иное русло Ольгина память. – «Именно так, как мне рисовалось когда-то и где, я уже не помню. Рита сама по себе такая – нежная, светлая идеалистка…»
Глядя в окно, Ольга вдруг понимает, что от последней мысли мир становится глух, нем и слеп. Рита чужая, не ее. Теперь тем более.
Не дождавшись ответа, Нина Андреевна откладывает телефон и сердито смотрит на мужа. Никита Михайлович приехал злой. На сына не посмотрел, велел звонить Рите, ее ответ привел его в полное бешенство.
– Как мальчик! Как дурачок бегал за ней по всему Городку! – рычал он. – Что она вообще о себе думает?
– Что хитрее всех, – поддакнула Нина. – Она гуляет с кем-то, а нам мозги пудрит всем. Миша узнал, потому и пьет.
– Звони сватье, – он внимательно наблюдает, как жена берет старую нокию, набирает номер.
– Не отвечает, – спустя несколько минут ожидания Нина отнимает от уха телефон.
Никита Михайлович сердито поджимает губы. – Ну, подожди.
Диана не слышала звонка по той простой причине, что вся ее семья сейчас в сборе и шумит разноголосием в беседке. Павел Юрьевич собирается завтра с утра на рыбалку, Соня непременно хочет идти с ним, а еще мама недавно ей прочла сказку про «огневушку-поскакушку», значит, рыбалка это то самое место, где можно развести костер, сварить себе обед и сидеть тихо-тихо, дожидаясь, пока на углях запляшет магическая девочка ростом с ладошку. Выдав тираду на одном дыхании, Соня внимательно разглядывает свои ладони. В какую сторону рост той девочки мерить?
– Хорошо, – сдается дед Павел. – Если хочешь Поскакушку посмотреть, то вовсе не обязательно ждать завтра и вставать в пять утра. Мы костер с тобой сейчас разведем, а вместо обеда картошки напечем. Огневушка любит картошку.
Соня подозрительно щурится на деда:
– А ты откуда знаешь?
Он разводит руками:
– Я давно живу, я еще и не такое знаю, и вообще, я эту книжку читал, когда твоя мама еще пешком под стол ходила.
Девочка на глазок соотносит мамин рост с высотой стола, чем вызывает смех мамы и бабушки, а потом разрешает. – Ладно, костер сейчас и картошку, и грибы, они там грибы еще жарили!
– Грибов нет пока, не выросли, – смеется Диана Рудольфовна. – Могу предложить сосиски и помидоры, наколете вместо шляпок.
– Будет как мухомор! – догадывается Соня. – Мы согласны!
Поглядывая на дочь, Диана в сотый раз напоминает себе свое собственное обещание – не искать ошибок в решении Ритиных задач. Не настаивать на собственном, единственно верном решении. Не подозревать ни в чем и не критиковать.
«Но, наблюдать-то я могу», – дает себе согласие на «обработку данных», помогает наколоть на шпажки «мухоморы», улыбается внучке. Но девочка, занятая костром, почти не замечает бабушку, сейчас дед Павел ее герой.
– Он с ней сам как ребенок, – Диана заканчивает последнюю шпажку, кладет её к остальным.
– Да, видели бы его студенты, – соглашается Рита. – Я помню, как мы все его боялись раньше. Не думаю, что это сильно изменилось. Хотя… – Рита дарит маме хитрую улыбку.
Диана качает головой:
– Ничего не изменилось, в институте он все тот же «железный Феликс», а дома не старше нашей Сони.
– Мам, – Рита вытирает полотенцем вымытые пальцы, собирается с мыслями и поднимает глаза. – Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно.
Диана в сто двенадцатый раз дает себе слово «не исправлять ошибки» и согласно кивает дочери.
– Давай. А то я уж боялась, что ты так и не решишься. Я же вижу, что-то происходит.