Архитектура для начинающих

– Мы есть сюда приехали, что ли? – не очень дружелюбно бурчит Нина Андреевна и незаметно для себя переходит на житейско-огородное. – Огурцы-то свои?

– Да, уже грунтовые, с кучи, – отвечает Диана. – Пробуйте, угощайтесь.

Рита чувствует, как желудок начинает предательски ворчать от голода, она ведь сегодня не ела еще ничего с самого утра и даже не заметила за всеми дневными событиями, что практически валится с ног от голода. Слушая вполуха беседу «взрослых», аккуратно счищает с картошки подпеченную кожуру, заворачивает ее в пластик копченого мяса, которое поставляет им брат Павла Юрьевича. Этот странный, улыбчивый человек живет с семьей своим хутором, натуральным хозяйством, пасекой и пишет очередную диссертацию. «О чем» Рита никогда не вдавалась в подробности. Возможно о том, как сотворить идеальный копченый окорок…

– Так пусть она сама нам расскажет, – врывается в мысли Риты сердитый голос свекрови. – Что такое случилось? Почему она вдруг решила не возвращаться? Плохо тебе с моим сыном? – женщина исподлобья буравит взглядом невестку. – И к кому она, такая хорошая, собралась?

Едва не подавившись от такого неожиданного напора, Рита спешно глотает недожеванный кусок, запивает горячим чаем.

– Я не к кому, а от кого, – стерев губы салфеткой, отвечает, наконец. – Мишка замечательный человек. Ваш сын мечта любой женщины.

Ее слова звучат странной издевкой, даром, что голос по-пионерски искренен.

– Но тебе не подходит? – скрипит Нина Андреевна.

– Да бросьте, мама! – не выдерживает, взрывается Мишка. – Я вам баран, что ли, на распродаже? Как две торговки!

– Просто я не люблю его, и все это знают, – Рита смотрит на Мишку. Он сидит напротив, за жарким угольным «морем». Он мрачен, подавлен. Ему тяжело.

– Я совершила ошибку, старалась полюбить, но не вышло.

– Детский сад, – сердито качает головой Никита Михайлович. – У вас ребенок, а вы люблю, не люблю! И дом еще. Дом я вам не отдам на раздел, ни одной части.

– Вот-вот, – поддакивает Нина Андреевна. – А ты, Диана, что же молчишь? Ты ж всегда так Мишу поддерживала.

Все взгляды обращаются к Диане Рудольфовне. Она мысленно держит в руках обещание, данное давеча самой себе. Оно требует теперь от нее правильно ответа.

– Моя дочь вольна сама решать, как ей жить, – с некоторым трудом произносит Диана новую свою истину. – Я могу посоветовать, но решать только ей. Это ее жизнь.

Ничего не понимая, Золотаревы переглядываются, озадаченно глядят на Диану, словно сомневаясь, она ли это вообще?

Пряча улыбку в бороду, Павел Юрьевич незаметно ловит взгляд жены, мысленно говорит, как любуется ею и гордится.

– Дак она же глупость городит! – возмущается Нина Андреевна, обретая вновь дар речи. – Нет! Я просто так на это смотреть не стану! Так не оставлю! – ее возмущение усиливается басом Никиты Михайловича. – Что действительно, вразумить нужно молодых, а не бросать, как котят безмозглых.

– И Соньку я тебе не отдам! – отдельно от родителей, лично Рите, говорит Миша. Его взгляд исподлобья, словно чудо морское из страшных, неизведанных глубин человеческого подсознания. Даже Золотаревы-старшие на миг притихли. Только Рита не отвела взгляда, выдержала.

– Она не вещь, – отвечает тихо. – Она не нужна тебе. Ты просто хочешь сделать мне больно.

Теперь все с разной степенью волнения глядят на Мишку, а тот странно усмехается.

– Ты же мне делала все это время.

Рита пожимает плечами:

– А ты мне. Значит, мы квиты.

– Замолчите! – взрывается, не выдерживает Диана. – Соне каково это будет, ты можешь себе представить?!

– А что плохого ей у нас? – тут же вступает в спор Нина Андреевна.

– По закону родители имеют равные права на ребенка, – мирно произносит Павел Юрьевич. – Михаил не может ограничить общение Сони с Ритой, так же, как и она.

– Общаться сколько угодно, но жить она будет со мной! – стоит на своем Мишка.

– Жить она будет с матерью, – тихой, пока еще, львицей рычит Диана, но уже готова до смерти вцепиться в горло любому, кто посмеет сделать хоть одно неверное движение, слово…

– И с этой ее подругой? – Золотарев бросает победный взгляд на Риту. – Так я их обеих тогда посажу за пропаганду!

Нелепое, странное слово, шипя, падает в костер.

Взрослые недоуменно переглядываются – чего?

– Жаль, что у нас нет статьи за глупость, – негромко произносит Рита. – Тебе дали бы максимальный срок.

– Ты о чем это? – не понимает Диана.

– О чем он? – спрашивает у жены Никита Михайлович.

– О том, что она изменяла мне с вашим бастардом! С этой, блядь, Кампински гребаной! – бросая слова, как гнилые куски мяса, Мишка смотрит на Риту. – О том, что они розовые обе в полный рост! Как вам еще точнее всем объяснить?!

В повисшей паузе Рита опускает глаза, не выдерживая взгляда матери. Павел Юрьевич тоже хранит молчание. Только Нина Андреевна охает. Прекращает монолог сына Никита Михайлович одним емким словом – заткнись!

– Это правда! – не так просто Мишке теперь развернуться на своей невидимой трибуне правозащитника. – Они по всему Городку шлялись, на глазах…

– То, что ты идиот! – вскакивает, рявкает в бешенстве его отец. – Вот это правда! И в зубы за любое слово!