Архив потерянных детей

Все шестеро замечают, как человек карабкается по боковой лестнице, потом встает во весь рост у края их гондолы. На священника он непохож. Вероятно, он солдат. Он склоняется над кучкой женщин и мужчин. Они видят, как этот предполагаемый солдат и одна из женщин рвут друг у друга из рук ее сумку. Они слышат ее задавленный, пересохший от жажды скорбный вопль, когда солдат завладевает ее сумкой и что-то перебрасывает вниз за борт. Она издает еще один вопль. Голос поднимается из ее груди вверх по пищеводу, как вой запертого в клетку зверя. Дети слушают ее вопли, теперь они все сидят выпрямясь, настороженно замерев. Электрический разряд, посланный каким-то неведомым нервом, прибегает в мышечную ткань их сердечек, которые рассылают полученный сигнал им в грудь и вниз по их хребту, и когда страх заливается в чаши их животов, легкая дрожь пробирает их руки-ноги. Теперь они уверены, что этот мужчина – солдат, кто же еще? На ветке поблизости трио грифов то ли караулят добычу, то ли просто дремлют.

На участке крыши, еще отделяющем детей от неумолимо приближающегося солдата, люди сбиваются в тесные кучки, жмутся друг к дружке, ворчат себе под нос и перешептываются, но даже обрывки их слов не доносятся до детей, как ни ловят те хоть какой-нибудь намек, проясняющий происходящее, как ни ждут указаний от своего провожатого, ждут-пождут. Старшие мальчики и те сидят молча, испуганные, не зная, что сказать младшим. Их провожатый как ни в чем не бывало возится со своей трубкой, безучастный, как-то сразу отдалившийся от них. Солдат подходит к кучке детей, его тяжелые ботинки, начищенные черным по черному, глухо топают по крыше гондолы, и дети понимают, что ни паспортов, ни денег, ни объяснений он с них спрашивать не собирается. Самый младший мальчик, скорее всего, не понимает, в чем дело, но на всякий случай зажмуривается и уже готов снова засунуть в рот большой палец, но вместо этого только съеживается и прикусывает зубами лямку своего рюкзачка.

У них у всех с собой только по одному рюкзачку. Тот, кто должен был сопровождать их через леса и равнины, а теперь и через пустыню, перед дорогой сказал их родителям:

Ничего лишнего с собой.

И потому они собрали в свои рюкзачки только самое необходимое. Пока они ехали на крышах поездов, рюкзаки по ночам служили им подушками. Днем они всегда привешивали рюкзаки к животам. Поскольку рюкзаки все время покачивало от тряски, их животы всю дорогу болели и возмущались от голода. Иногда на подъезде к полицейским или военным постам, которых как грибов расплодилось во множестве вдоль железнодорожных путей, им велели спрыгивать с подножки на землю, и они наживали царапины от придорожных кустарников и набивали синяки на придорожных камнях, но всегда крепко прижимали к животам свои рюкзаки. На земле их выстраивали в затылок посреди колючих зарослей и месива из булыжников и грязи, всегда параллельно рельсам, но на достаточном отдалении от них. И тогда они шли пешком, иногда молча, иногда кто-то один от натуги задыхался, а иногда все, пока они тащили на спинах свои рюкзаки. Старшие мальчики вешали их на плечо, таким же манером, как когда еще ходили в школу, а дети помоложе нагибали слабые тела вперед, чтобы уравновесить тяжесть рюкзаков с зубными щетками, свитерами, тюбиками зубной пасты, Библиями, пакетиками орехов, намазанными маслом кусками хлеба, карманными календариками, сменой белья и запасной обувью. Так они шли, пока их провожатый не командовал, что уже можно, и тогда они возвращались к путям и шли вдоль путей, по которым медленно полз поезд, и снова запрыгивали на подножку в нескольких милях от опасного места.

Но на сей раз их никто ни о чем не предупредил, и они мирно проспали остановку у военного поста, где на поезд забрались солдаты.

Теперь на крыше силуэт солдата, четкий на фоне бледного неба, зловеще нависает прямо над ними. Солдат протягивает руку и дважды стукает кулаком по голове съежившегося мальчика, прикусившего лямку своего рюкзака. Мальчик поднимает голову, открывает глаза и уставляет их на добротные ботинки солдата, передавая ему свой рюкзак. Солдат медленно раскрывает рюкзак и вытряхивает на крышу его содержимое, потом разглядывает каждый предмет и произносит его название, прежде чем швырнуть его за плечо на землю. Так он собирает рюкзаки у всех детей, один за одним, не встречая от этих шестерых никакого сопротивления. Ни от одного он не слышит ни вопля, ни вскрика, пока хватает их рюкзаки и лезет в каждый, шарит внутри рукой и, выхватив очередную вещь, подбрасывает высоко в воздух, обозначая каждую вещь ее названием со знаком вопроса в конце, пока вещь летит вниз и разбивается, а иногда шлепается плашмя на землю внизу: «Зубная щетка? Камешки? Свитер? Зубная паста? Библия? Бельишко? Разбитый телефон?»