Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства

Кэррин тоже не позволяла монстрам отнимать своих друзей.

Но выбирать было просто не из чего. Геносква рядом, и эта тварь чертовски быстра. Даже если Баттерс сейчас бросится к дому Майкла, он до него не доберется, а я не смогу остановить гигантского монстра при помощи магии.

Оставалось только одно.

– Ладно, – прохрипел я. – Проклятье, так тому и быть.

Я схватил Баттерса и швырнул на землю перед собой, нацелив на него посох и призвав силу. Руны вспыхнули бледно-зеленым светом, как кристаллы под Духоприютом, где я добыл древесину для посоха.

– Прости, Баттерс, – сказал я. – Ничего личного.

Глаза Никодимуса расширились. Взгляд Кэррин на мгновение метнулся ко мне, сначала потрясенный, затем решительный.

– Гарри? – спросил Баттерс.

– Forzare! – прогремел я, выпуская из посоха струю невидимой энергии. Словно разъяренный бык, она ударила Баттерса прямо в грудь, швырнув его в дождь – и перекинув за невысокую белую ограду из штакетника, в ближайший угол двора Карпентеров.

Все произошло одновременно.

Левая рука Никодимуса метнулась и достала откуда-то короткоствольный пистолет. Он ткнул им в живот Кэррин и несколько раз нажал на спуск.

Взвыв от ярости, я вытащил из-под плаща свой кошмарный револьвер, а геносква ринулся на меня. В Зимней мантии я мог действовать намного быстрее, чем без нее, но даже с ней я едва успел выстрелить от бедра. Геносква был футах в трех, когда оружие громыхнуло, словно мощная винтовка. Затем огромное создание врезалось в меня, будто товарный поезд, и, словно поднятый ветром мусор, я взмыл в воздух, перелетел улицу и ударился о борт соседского минивэна.

Металл со скрежетом промялся. Стекло разбилось. Серебряная молния пронзила мое тело, не причинив особой боли. Животная вонь геносквы заполнила ноздри. Мои руки оказались прижаты к автомобилю, но я не выпустил пистолет и ткнул им в туловище монстра. Не успел я выстрелить, как он обхватил мое предплечье обеими руками, словно я был крошечным ребенком, и пригвоздил его вместе с оружием к кузову. Затем положил ладонь мне на голову, впившись когтями в кожу, и сжал пальцы, чтобы расколоть череп, как орех.

– Хватит! – услышал я резкий окрик Никодимуса.

Геносква низко зарычал. Чтобы посмотреть назад, ему пришлось по-обезьяньи повернуться всем телом – мускулы на шее были слишком толстыми и не позволяли свободно вращать головой. В результате я тоже смог заглянуть ему за спину. Кэррин, судя по всему целая и невредимая, стояла, прижимая Фиделаккиус к горлу Никодимуса.

Я испытал приступ свирепой гордости.

Она его одолела!

– Может, я и не настоящий Рыцарь, – рявкнула Кэррин в наступившей тишине сдавленным от боли голосом, – но других здесь нет. Прикажи горилле отпустить Дрездена, или я отрублю тебе голову и верну петлю церкви вместе с твоей монетой.

Мгновение Никодимус смотрел на нее. Затем медленно развел руки, и его меч с пистолетом упали на ледяную землю. Тихо шуршал дождь со снегом.

– Я сдаюсь, – насмешливо произнес Никодимус. Слегка наклонил голову в сторону Баттерса. – И отказываюсь от посягательств на кровь невинного. Сжалься надо мной, о Рыцарь.

– Прикажи геноскве отпустить его, – повторила Кэррин.

Никодимус поднял руку. Роившиеся вокруг него тени внезапно заметались, уплотнились, хлынули к нему. Собрались на его ладони, и секунду спустя на их месте заблестела маленькая серебряная монетка с черной кляксой какого-то символа. Не сводя глаз с Кэррин, Никодимус уронил Монету, и та тяжело упала на обледеневшую дорожку, словно весила намного больше свинца.

– Отпусти Дрездена, – сказала Кэррин.

Никодимус спокойно улыбнулся, его взгляд был полон уверенности, руки не дрожали. Он развязал висевшую на шею петлю и бросил ее рядом с монетой.

Кэррин сверкнула зубами.

– Говорю в последний раз: отпусти его.

Продолжая улыбаться, Никодимус сказал геноскве:

– Расколи ему череп. И побольнее.

Геносква повернулся ко мне, глаза под массивным лбом вспыхнули, пальцы на моей голове напряглись. Уронив посох, я попытался оторвать от себя его лапищу, но быстро понял, кто из нас самый сильный. Возможно, если бы я напряг все силы, мне бы удалось справиться с одним пальцем геносквы. Я попробовал. Тиски сжались. Мое дыхание стало прерывистым, серебристое ощущение покрылось красными трещинами.

– А я сдаюсь, – заверил Никодимус Кэррин. – И тебе остается только одно. – Его улыбка вернулась, голос сочился презрением. – Спаси меня, о Рыцарь.

– Ах ты, сукин сын, – прорычала Кэррин. Она задыхалась. – Проклятый сукин сын.

Боль наконец пробила Зимнюю мантию. Геносква стиснул пальцы, и я издал нечленораздельный звук. Монстр тоже дышал часто и прерывисто. Он наслаждался происходящим.

Услышав мой стон, Кэррин содрогнулась всем телом.

Я видел, что затеял Никодимус. Попытался предупредить ее, но стоило мне заговорить, как геносква прижал мою голову к минивэну, и я утратил дар речи.

– Спаси меня, – повторил Никодимус, – и он умрет у тебя на глазах.

– Будь ты проклят! – крикнула Кэррин.

Ее бедра и плечи повернулись, чтобы нанести смертельный удар.