Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства

Меч погас, словно лампа, которую выдернули из розетки. Наполнявшая воздух пульсация силы исчезла.

Никодимус перекатился, заскользил, как змея, в точности просчитав действия Кэррин и увернувшись от меча гибким движением плеча и спины. Не встретив сопротивления, Кэррин покачнулась, и Никодимус схватил ее запястья.

Мгновение они боролись, затем Фиделаккиус высоко взлетел над головой Кэррин. Она побелела от ужаса, увидев меч, который сейчас отражал только уличный свет.

Повинуясь рукам Никодимуса, древний меч врезался в асфальт дорожки, лезвие плашмя ударилось о твердую как камень поверхность.

И с протестующим металлическим воплем разбилось на вспыхнувшие в лучах фонарей обломки. Куски меча полетели во все стороны, неся в темноту отраженный свет. Кэррин смотрела на них, не веря своим глазам.

– Ах, – с глубочайшим удовлетворением медленно выдохнул Никодимус.

Воцарилась ужасная тишина.

Меча Веры не стало.

Глава 30

Мокрый снег все падал и падал.

В нескольких кварталах от нас завыла собака, потерянно и одиноко.

Кэррин всхлипнула, не сводя широко распахнутых синих глаз с обломков меча.

– Не судите, и не судимы будете, мисс Мерфи, – промурлыкал Никодимус. А потом ударил ее головой в лицо.

Кэррин отшатнулась, и Никодимус поймал ее за руку.

– Не Рыцарю решать, отнимать жизнь или нет, – продолжил он. Не успела Кэррин прийти в себя, как он снова жестоко ударил ее тыльной стороной ладони по челюсти. Послышался хруст. – Не тебе решать, осуждать или помиловать.

Похоже, Кэррин собралась с силами. Она ударила Никодимуса в лицо, заставив пригнуться, а потом их руки совершили серию быстрых движений. В результате Кэррин оказалась на коленях на ледяной дорожке, с вытянутой вперед левой рукой.

На моей памяти она не проиграла ни одного захвата. Ни разу.

– Не знаю, что бы случилось, если бы ты просто ударила, без осуждения, – сказал Никодимус, – но похоже, что в момент истины твои намерения не были чисты.

Он резко дернул плечами.

Кэррин придушенно вскрикнула.

Словно беспомощный щенок, я бился в лапах геносквы. Сконцентрировавшись, я ударил его полуоформленной силой, но та снова ушла в землю, не причинив ему никакого вреда.

Я ничего не мог сделать.

Никодимус крутанул Кэррин, наклонил голову набок и нанес сокрушительный удар пяткой по ее колену.

Я услышал, как ломаются кости и рвутся сухожилия.

Кэррин вновь приглушенно вскрикнула и повалилась на землю.

– Какое-то время я опасался, что ты действительно не воспользуешься мечом, – сказал Никодимус. Наклонился, неторопливо подобрал петлю и завязал на шее, непринужденно, словно бизнесмен, надевающий галстук. – Выжившие в Чичен-Ице – а таких немало, и отчасти благодаря твоим стараниям, – весьма высоко отзывались о твоих действиях. Той ночью ты определенно была готова, была в своем праве. Но ты не предназначена для большего. Рыцари Креста в основном служат три дня. Ты знала об этом? Они не всегда погибают – просто выполняют свою задачу и идут дальше. Что заставило тебя взять в руки меч, хотя ты знала, что недостойна? Гордыня?

Кэррин пронзила его взглядом, в котором ярость смешалась с болью и слезами, а потом посмотрела на меня.

Никодимус выпрямился, подняв бровь.

– Ах, ну разумеется, – произнес он сухим, ядовитым тоном. – Любовь. – Он покачал головой, взял свой меч в одну руку, монету – в другую. – Любовь станет погибелью самого Господа Бога.

Слабо вскрикнув, Кэррин метнула сломанную рукоять Фиделаккиуса в голову Никодимусу. Тот вскинул меч и с презрительным видом отбил удар. Деревянная рукоять приземлилась во дворе Карпентеров.

Никодимус приблизился к Кэррин и вновь опустил острие меча, целясь в нее. Чернота скользнула по его телу и стекла на землю, разлилась вокруг, словно нефтяное пятно на чистой воде.

Кэррин попыталась отползти назад, но с одной рукой и одной ногой она едва могла двигаться. От мокрого снега ее волосы прилипли к голове, уши торчали, и она казалась маленькой и юной.

Я пнул геноскву, сражаясь с затянувшим глаза красным туманом. В Зимней мантии я мог одним пинком превратить шлакоблок в труху. Бесполезно. Геносква был огромным, сплошные мускулы, и обладал твердой как камень шкурой.

– Признайте, мисс Мёрфи, – сказал Никодимус, следуя за Кэррин. Его тень роилась на земле вокруг нее, брала ее в кольцо. – Ваше сердце, – острие меча нырнуло к ее груди, – просто было не в том месте.

Он умолк, давая ей время прочувствовать грядущий удар.

Парадная дверь дома Карпентеров открылась.

Взгляд темных глаз Никодимуса метнулся к крыльцу и замер.

Секунду Майкл стоял в дверном проеме, опираясь на трость, изучая сцену. Затем прохромал вниз по ступеням и вышел на дорожку, которая вела к почтовому ящику. Двигаясь под дождем осторожно и уверенно, он добрался до калитки в белом заборе.

Остановился футах в трех от Никодимуса, пристально глядя на него.

Мокрый снег таял на фланелевой рубашке.

– Отпусти их, – тихо сказал Майкл.

Уголок рта Никодимуса пополз вверх. Его темные глаза опасно блеснули.

– У тебя нет здесь власти, Карпентер. Больше нет.

– Знаю, – ответил Майкл. – Но ты их отпустишь.

– С чего бы?