Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник

Этне взмахнула ворованным копьем слева направо, будто щеткой стеклоочистителя. Какая же она была быстрая! Куда быстрее, чем казалось, пока я не подошел к ней на расстояние вытянутой руки. Я попытался уйти от парирующего удара, но не успел, и Этне отбила в сторону наконечник Копья Судьбы, после чего схватила Саню за шиворот кольчужной рубахи и запустила им в меня с такой силой, что со стороны могло показаться, будто Саня был не Саня, а потерявшая управление машинка из тех, что катаются по полям для гольфа.

При столкновении мы оба упали в грязь так тяжело, что из обоих вышибло дух, а перед глазами завертелись кометы и звезды.

Саня выронил Эспераккиус.

На клинке я увидел кровь.

Кровь титанши.

Этне взглянула на тлеющий курган, по большей части состоявший из мертвых тел, чей жир воспламенился там, куда по случайности угодили разряды молний или заблудшие осколки чародейской силы. Наконечником копья она подтолкнула в огонь меч Надежды, запятнанный кровью настолько красной, что она не походила на настоящую.

А затем сунула в языки пламени раненую руку. Когда огонь прижег рану, лицо Этне исказилось от боли.

Свет меча померк.

Сотни солдат закричали от боли, которую испытывала титанша.

И в мире вдруг стало чертовски темно.

– Погремушки Искупителя, – процедила Этне, и в ее голосе пузырилась кипучая ненависть. Титанша встала и стряхнула огонь с обожженной руки. Рана оказалась не очень большая, даже после удара Эспераккиусом, и Этне прижгла ее на совесть. Хотя поверхность бронзовой кожи осталась нетронутой, плоть под ней зажарилась, как мясо на гриле. – В то время как наш прекрасный мир наводнили паразиты. Люди.

Титанша сочилась ненавистью, дрожала от нее, как дрожит над костром горячий воздух. Лицо ее застыло в сосредоточенной гримасе, и оживший глаз Балора наполнялся боевым малиновым светом.

– Черт, – буркнул Саня, когда Этне повернулась к нам, и я хотя бы сумел рассмотреть его в тусклом свечении. Здоровяк лежал на спине. Что-то случилось с его ключицей. Кожа не прорвалась, но кость выглядела как-то неестественно. – Был уверен, что все получится. – Голос был прерывистый, и дышал Саня так, будто с каждым вдохом его легкие наполнялись огнем.

– «Взять ее», – сказал я. – Так себе план.

– Верно. В следующий раз нужно составить план получше.

В разгоравшемся свете глаза Балора я недоуменно уставился на русского:

– В следующий раз?

Двигаться Саня не мог, поэтому лишь ухмыльнулся как безумец, которому никто не указ.

Даже будь у меня суперволшебная палочка-выручалочка, против силы титанического глаза я был никто и ничто. Моя тяжелейшая магическая артиллерия не шла ни в какое сравнение с арсеналом деда, но даже тот не пробил титаническую броню. И если бы я вдруг стал вдвое лучше, чем есть, и проклял бы титаншу посмертным проклятием – а это, напомню, самые могучие чары в моем распоряжении, – нечего было и думать о том, чтобы превзойти Эбинизера.

И у меня до сих пор не было крови Этне.

А без нее титаншу не свяжешь. Более того, мне требовалось оттеснить ее к воде.

Копье Судьбы подрагивало от прилива энергии, и я прямо-таки чувствовал его истинную сущность и метафизическую массу. Во многих отношениях оно было простым копьем, но способным пронзить что угодно, и, если уколоть им титаншу, у нее пойдет кровь.

Однако нас разделяли двадцать футов пересеченной местности, и успех моего предприятия зависел от суммы двух слагаемых. Во-первых, мне требовалось подойти вплотную к Этне, а во-вторых, замедлить ее до скорости простого человека.

Однако, прежде чем это случится, титанша пустит в ход глаз Балора.

Тем не менее я покрепче стиснул копье, заставил себя подняться на ноги, выставил перед собою щит и шагнул вперед, стараясь держаться перед поверженным Рыцарем Надежды – без особой на то причины, поскольку надежды у меня почти не осталось.

Нас без предупреждения атаковал враг куда более сильный, чем можно было ожидать, и мы сделали все, что в наших силах.

Но этого оказалось недостаточно.

Перед лицом гневной ненависти Этне я признал, что не сумею победить ее. Но решил, что хотя бы погибну смертью храбрых, как Хендрикс, – стоя лицом к врагу и закрыв друга своим телом.

И тут в двадцати ярдах от нас поулегся водоворот битвы, и я увидел на земле темную фигуру Одноглазого.

Он поднял голову.

Открыл глаз.

Тот засветился, как тлеющий уголь.

И верховный бог, отец и предводитель асов Один молвил мягко, но так внушительно, что воздух задрожал в резонансе с его голосом:

– Гунгнир.

Я знал, как переводится имя копья. Это еще один фрагмент бесполезной информации, засевший у меня в голове.

«Качающийся».

Высеченная на копейном наконечнике руна вспыхнула алым светом. Украденное титаншей оружие богов с молниеносной скоростью извернулось у нее в руке, и в тот же миг по всей его длине вспыхнули, оживая, остальные руны.

Со змеиной точностью копье впилось в глаз Балора.