Арлекин. Судьба гения

Да здравствует днесь императрикс Анна,
На престол седша увенчанна,
Краснейте, солнце и звёзд сияюща ныне!
Да здравствует на многа лета,
Порфирою златой одета,
В императорском чине…

Императрикс, именно императрикс, так латинизированно, потому иначе не влезет в такт. Он ещё раз проверил его, отбил ладонью и бросился записывать ноты, на которые распадались слова. Петь, петь надо этакие вирши! Вспомнил диспут с Шароном – сегодня бы иезуит был прав, он слышал мелодию в стихе, но преувеличивал, выть актёру не годится.

Не случайно победил тогда в споре Тредиаковский, но кто знает, случись схватиться снова, стал бы, наверное, говорить по-иному. Вот как всё поворачивается!

В русской колонии давали бал в честь коронации императрицы. Он готовил хор. Купцы, подьячие, слуги – много набралось люду. Он разложил песнь Анне на двенадцать голосов, чтобы их борение и перехлёст подчёркивали особенную торжественность события. И Ботигер, ценитель Ботигер похвалил!

Сё благодать всем от небес лиется:
Что днесь венцем Анна вязется.
Бегут к нам из все мочи сатурновы веки!
Мир, обилие, счастье полно
Всегда будет у нас довольно;
Радуйтесь, человеки.

Небо всё ныне весело играет,

Солнце на нём лучше катает.
Земля при Анне везде плодовита будет!
Воздух всегда в России здравы.
Переменятся злые нравы,
И всяк нужду избудет.

Так это пелось, так торжественно неслось надо всеми в великий для россиян день!

Скоро скончался август, а с ним и лето. Отгрузили и нагрузили «Славу морскую».

Канат рвётся.
Якорь бьётся,
Знать, кораблик понесётся…

Опять насвистывал свою давешнюю песенку, но только теперь на новый мотив, что украл у столь же задорной немецкой, – её любил попевать Ботигер, когда бывал в хорошем настроении.

Прощай, Гамбург, прощай, лети навстречу, волна, – в Петербург!

Стрелка буссоли указывает курс – в Петербург! А каков он, новый стольный город? Какова теперь Россия?

Лети, кораблик!

Едет магистр Василий Кириллович Тредиаковский, исполнивший отцовскую мечту, едет пленять, покорять, петь российским новым глаголом. Говорят, солнце улыбается поэтам! Великий Меценат – князь Куракин, обучивший, пригревший на чужбине, поддержит и здесь.

Что чёрного и злого было – забылось, унеслось с кильватерной струёй, завертелось, утонуло в хладном море.

Вот ведь чудо – жизнь, вот ведь чудо!

Чудо – жизнь!

А Констанс? Роман?

Позади, позади, позади!

Летит кораблик на всех парусах, ветрами подгоняемый, стяги трепещут. Ох-ха, врывается в глотку свежий сильный ветер. Солоно на губах.

Ох-ха…

И он, он мчится с ним вместе навстречу новой, блистающей, славной судьбе. Мчится!

Завершился, завершился очередной круг, окончена одиссея, мытарства и ученичество позади – перед ним Россия, надежды, мечты. На прошлом поставлена точка. Она – конец, она – итог, она же и начало нового времени, ворота в него. Тяжёлые створки уже растворились и ждут, ждут своего поэта, своего гимнотворца!

Он чувствует, он знает, он не сомневается – наступает, наступает самое, самое счастливое время в его жизни!

31

Известно, что когда кончаем нашу речь,

То точка ставится. Любви не уберечь…

Из французского стихотворения

В. К. Тредиаковского в переводе М. Кузмина

«Правила, как знать надлежит, где ставить

запятую, точку с запятою, двоеточие,

точку вопросительную и удивительную»

Часть четвёртая Придворный стихотворец. Лучшие годы жизни

1

«Хотя прежде сего на Москве публиковано, дабы всяких чинов люди, как дневным, так и ночным временем, ездили как в санях, так и верхами смирно и никого лошадьми не давили и не топтали, однако ныне ея величеству известно стало, что многие люди ездят в санях резво, и верховые их люди перед ними необыкновенно скачут и, на других наезжая, бьют плетьми и лошадьми топчут…»

Из Полного собрания законов Российской Империи

№ 5512 от 1730 г.

2