Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

Не помог, не выручил, не спас. Царь и бог. Отец родной, мятый воротничок, любовь всей жизни. Ноль!.. Не помог, значит, не может. Хочет помочь, вижу, но не может. Куда идти? В гостиницу? А потом? Снимать квартиру — денег нет, звонить за помощью маме она не станет. Артист театра — без съемок, телевидения и кино — почти люмпен и почти бомж, зарплата ничего не весит и плохо рассматривается даже в микроскоп… Если ее утвердят в сериал к режиссеру Крыжовникову, деньги появятся, но пока-то их нет. Послать бы их всех к черту и свалить домой, в Белгород, в тепло, к маме. Послать к черту театр? Ну уж нет. Саустина послать — пожалуйста, театр — никогда. Кстати, придется ковылять к Саустину — то-то он обрадуется, то-то ручки под одеялом потирать начнет, да еще и полезет ночью рыжей харей своей — тьфу. А делать нечего, госпожа Козлова, поворачивай к Саустину, формальное право на крышу над головой ты еще имеешь, жалко, что ключ ему отдала. Ничего, пустит, он хоть и зверь, и отстой, но все же не настоящий зверь и когтей у него пока нет.

С такими мыслями и тяжеленной сумкой все-таки сообразила, что возвращаться домой смысла никакого не имеет: сейчас около десяти, на одиннадцать назначена репетиция и, значит, времени у нее в обрез — пересидеть бы где-нибудь в кафе за чашкой кофе было бы самое оно. Взглянула пред собой по улице дальше и заметила «Мак», тот самый «Мак», где совсем недавно добрые ее друзья ставили вопрос о ее нейтрализации.

Друзей за стеклянной стеной она не застала, зато в кафе было тепло, нешумно и уютно — чтобы комфортно прикончить час жизни и обдумать ее продолжение, лучшего места было не найти.

Конечно, взяла американо и, конечно, фиш ролл. Едва достала деньги, чтоб расплатиться в кассе, как в руке у нее заелозил телефон. Как всегда, вовремя, подумала она, не хотела отвечать, но увидела на дисплее незнакомый телефон, и сердце екнуло: он? Знала, что позвонит, ждала, надеялась и вот…

— Алло! — сказала она, протягивая деньги за еду мак-девушке.

— Романюк, солнце мое, ты где? Если недалеко — плыви заново сюда, будем вопрос с жильем решать…

Кофе-кипяток глотнула, ожглась и, едва не пролив, отринула в сторону, куснула и отставила фиш ролл, если б не сумка, птицей бы вылетела из «Мака» — пришлось подчиниться сумке и, скривившись набок, вывернуться из кафе.

Он, он! — звучало в ней. Она знала, он объявится, она не ошиблась.

Обратный путь до театра проделала быстрее, не помешала даже сумка. Катнула ее охранникам, победоносно поднялась наверх. И Геннадий, и Василий оценили пантомиму, но сыграли в молчанку.

Постучала, одновременно со стуком, вошла.

Он курил сладкую, смотрел на нее. Предложил сесть, она села. Прямо напротив него, и — глаза в глаза.

Он о многом передумал, пока ее не было. О музыке, о театре, о старости, о добре. О «Фугасе», Саустине, вечности и снова о добре. А также о том, что в его годы есть любовь. В том, что она в нем поселилась, он уже не сомневался, глядел на Романюк и понимал, что прекрасное и подлое чувство, над которым он прилюдно смеялся, уже подставило ему ножку, уже присутствует в нем и, как всегда, будет мучить и дарить счастье. Когда-то об этом предупреждала его мама, он спорил с ней, не соглашался, только спустя много лет понял, что она, как всегда, была права. «Ты будешь мучиться и сопротивляться, — говорила ему мама, — но справиться с любовью ты не сможешь, потому что ты мой сын и ты мужчина. Не важно сколько лет тебе будет, сынок, мужчина остается мужчиной и до конца дней своих ищет чудо и любовь».

— Послушай, Романюк, — прервав паузу, сказал он, — знаешь, чем отличаются настоящие артисты от обычных людей?

— Не думала об этом никогда, — ответила Вика и подумала про себя: «К чему такой заход?»

— У настоящих артистов, комплексов совсем нет. Кого хочешь, где хочешь — настоящий артист сыграть может. Надо будет — разденется догола, надо — сыграет любовь к кровавому убийце, надо будет, сыграет королеву или, если надо, ее же и убьет. Главное, поверить в обстоятельства роли, в то, что называется, магическое «если бы», поверить и натянуть роль на себя, на свою психофизику. Понятно объясняю?

— Понятно, — сказала Вика. — Как на первом курсе.

Смотрел на нее, не отрываясь. Лицо каменное. Ничего, казалось, не выражали его глаза.

«Но… люблю дерзких, — кипело и радовалось у него внутри. — Сам таким был, всегда буду, так мама хотела. И, если нравится она тебе, чего замолчал? Говори дальше! Вдруг уговоришь».

— Я к чему это все — как ты сказала, как на первом курсе… — продолжил он после паузы, — есть выход насчет жилья. Есть дача в Новой Москве. Там будешь пока жить.

— Как это? — переспросила она, не поняв до конца, о чем речь.

— Слушай, Романюк, все просто, — сказал он. — Поживешь там, пока общежитие не отремонтируют. Согласна? Жены нет, дом на ходу, все удобства. Много не возьму: рубль в месяц, чтоб формальность соблюсти, могу вообще ничего не брать, плевать на формальности. Честно скажу, дача мне не нужна, я в Москве обитаю. Согласна?