Читаем Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое полностью

«Кто должен прийти?» — переспросила она себя и вдруг поняла, что вопрос уже закрыт. Кто должен был, тот и пришел, место занято. «Я пришла, — сказала она себе. — Я, и домик мне нравится. Я пришла и буду здесь жить. Он пустил меня в свою жизнь, я живу в его логове, и пока что я часть его жизни, разве не так? Этот дом — мой. Пусть я здесь временно, но дом мне нравится так же, как его хозяин. Дура Юдифь, зачем было отрезать голову Олоферну, разве не проще было переехать в его дворец и там поселиться? Я не хотела этого, но так получилось».

Так размышляла она, забыв, что два часа назад была на грани отчаяния. Женские перемены настроения. Как прекрасно, что они существуют и как, одновременно, это ужасно.

Усмехнулась своей нелепой шутке, однако сообразила, что оказалась чуточку умнее Юдифи, и она уже во дворце. Великого артиста, в которого влюблена с детства. Случай, удача, звезды, судьба. Еще позавчера она пила пиво с дураком сожителем и кретином завлитом, обсуждала идиотский переворот, а сегодня… Господи, спросила она себя, что творит с людьми жизнь, как волшебно она играет судьбами!

Вика быстро обошла дачу. Да, подтвердила своей первый вывод, все было устроено разумно и удобно, но запустение уже коснулось дворца. На столах серебрилась пыль, на мойке чернела чашка с засохшим кофе, бумажки, когда-то слетевшие на ковер, шевелил ветерок, поддувавший из-за неплотно закрытой подмерзшей форточки со следами льда в углах.

Жизнь на новом месте начинается с чистоты. Так она была приучена с детства, да, собственно, и не приучена вовсе, а родилась такой, с такой установкой в крови, что соответствовало ее естеству женщины и самки. В охотку и в удовольствие, напевая что-то вечное актерское и массово-трендовое одновременно, принялась за уборку, легко обнаружила пылесос, швабру, веник и через час дом сверкал никелем, сиял полировкой и свежим загородным кислородом, проникавшим через открытую ею фрамугу. Дом был тот и уже не тот, ее был это дом, облагороженный ее руками, лаской, чувством.

Вот тогда в дверь действительно постучали и позвонили.

Но не ограничились звонком, принялись орать и ломиться.

Через окошко в двери Вика разглядела двоих мужчин, один полицейский — помоложе и поформатней, другой штатский, усатый, худой, пожилой и видавший.

Вика бесстрашно открыла дверь. Непуганая была. Никогда не боялась мужчин, тем более, полиции.

Холодом пахнуло в прихожую, в дом.

— Мы вас не знаем! Вы не Татьяна Сергеевна! — возбудился старший. — Вы кто? Стоять! Как сюда попали?

«Олоферна убивать собиралась», — подумала Вика, юмора подумать так ей вполне хватило.

— А вы кто? — спросила Вика. — Дверь ломать не надо. Да, я не Татьяна Сергеевна. Отойдите!

— Документы! — Сразу наехал полицейский.

— Меня зовут Вика, я тут временно, на несколько дней — отвечала Вика, срочно налаживая пальцем свой смартфон и соображая по ходу, что Татьяна Сергеевна та самая жена Армена, что осталась в Штатах… — Алло, Армен Борисович, это Вика Романюк. Тут пришли интересные господа, гонят меня, говорят, выметайся из дома…

Не дослушав ответ, передала трубу пожилому…

— Да. — Пожилой, высверлив Вику глазами, отошел с телефоном в сторону.

Вика дурачилась, играла роль. Смотрела — с желанием по-женски проглотить — на полицейского, который актерскую игру не ведал, краснел, тушевался, но держался мужественно, и эта его мужественность под ее взглядом акулы выглядела трогательно, даже мило.

Подошел пожилой, вернул телефон.

— Вы уж нас извините. Видим следы, свет и в целях профилактики… Воруют, понимаете ли, шастают по домам да еще и гадят…

— Гадят? — переспросила Вика, — это очень интересно. И если в целях профилактики, тогда другое дело. Может, чаю? — предложила она, заранее зная ответ.

— Спасибо, как-нибудь потом. Живите, Вика, на здоровье. Если что, — вон мой дом, четвертый от вас. Я — Георгий Ильич, зам председателя нашего правления…

— Лейтенант Курдов, при исполнении, — неожиданно тонко пропел полноформатный полицейский и взял под козырек. — Если что, вот вам, по ходу, визитка.

Вика приняла картонку, убрала акулий взгляд и кивнула представителю закона чисто по-человечески.

Оба взяли под козырек, один при исполнении, другой по старинной офицерской армейской привычке и, похрустывая снежком под ногами, не торопясь, скрылись за забором и растворились — она видела их из окна — как туман на морозе. Туманом они по-видимому и были, она забыла о них в следующее мгновение.

«Захватила дворец и отбилась», — торжествуя, подумала далее Вика. Дворец Олоферна — мой. Замки замкнуты, подъемные мосты подтянуты к стенам. Попробуй-ка меня отсюда выкурить!

Она снова обратилась к дому. К стенам, мебели и коврам. Ее это стал дом, ее, а все-таки, чувствовала она, не совсем ее. Перемыла посуду и полы, перечистила ванную и туалет — лучше стал дом, ближе ей, родней, а все же что-то в нем ей сопротивлялось. Что?

Перейти на страницу:

Все книги серии Биография эпохи

«Всему на этом свете бывает конец…»
«Всему на этом свете бывает конец…»

Новая книга Аллы Демидовой – особенная. Это приглашение в театр, на легендарный спектакль «Вишневый сад», поставленный А.В. Эфросом на Таганке в 1975 году. Об этой постановке говорила вся Москва, билеты на нее раскупались мгновенно. Режиссер ломал стереотипы прежних постановок, воплощал на сцене то, что до него не делал никто. Раневская (Демидова) представала перед зрителем дамой эпохи Серебряного века и тем самым давала возможность увидеть этот классический образ иначе. Она являлась центром спектакля, а ее партнерами были В. Высоцкий и В. Золотухин.То, что показал Эфрос, заставляло людей по-новому взглянуть на Россию, на современное общество, на себя самого. Теперь этот спектакль во всех репетиционных подробностях и своем сценическом завершении можно увидеть и почувствовать со страниц книги. А вот как этого добился автор – тайна большого артиста.

Алла Сергеевна Демидова

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Последние дни Венедикта Ерофеева
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных. Перед читателем предстает человек необыкновенной духовной силы, стойкости, жизненной мудрости и в то же время внутренне одинокий и ранимый.

Наталья Александровна Шмелькова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Товстоногов
Товстоногов

Книга известного литературного и театрального критика Натальи Старосельской повествует о жизненном и творческом пути выдающегося русского советского театрального режиссера Георгия Александровича Товстоногова (1915–1989). Впервые его судьба прослеживается подробно и пристрастно, с самых первых лет интереса к театру, прихода в Тбилисский русский ТЮЗ, до последних дней жизни. 33 года творческая судьба Г. А. Товстоногова была связана с Ленинградским Большим драматическим театром им М. Горького. Сегодня БДТ носит его имя, храня уникальные традиции русского психологического театра, привитые коллективу великим режиссером. В этой книге также рассказывается о спектаклях и о замечательной плеяде артистов, любовно выпестованных Товстоноговым.

Наталья Давидовна Старосельская

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Авангард как нонконформизм. Эссе, статьи, рецензии, интервью
Авангард как нонконформизм. Эссе, статьи, рецензии, интервью

Андрей Бычков – один из ярких представителей современного русского авангарда. Автор восьми книг прозы в России и пяти книг, изданных на Западе. Лауреат и финалист нескольких литературных и кинематографических премий. Фильм Валерия Рубинчика «Нанкинский пейзаж» по сценарию Бычкова по мнению авторитетных критиков вошел в дюжину лучших российских фильмов «нулевых». Одна из пьес Бычкова была поставлена на Бродвее. В эту небольшую подборку вошли избранные эссе автора о писателях, художниках и режиссерах, статьи о литературе и современном литературном процессе, а также некоторые из интервью.«Не так много сегодня художественных произведений (как, впрочем, и всегда), которые можно в полном смысле слова назвать свободными. То же и в отношении авторов – как писателей, так и поэтов. Суверенность, стоящая за гранью признания, нынче не в моде. На дворе мода на современность. И оттого так много рабов современности. И так мало метафизики…» (А. Бычков).

Андрей Станиславович Бычков

Театр / Проза / Эссе