Выпили кто что, закусили, перецеловались, затискали счастливую Вику, оттянули до полной несимметрии правую руку Богдану, замучали поздравлениями художницу Марину, зашумели как пьяные гости и так заголосили, что по команде метрдотеля свадьба была ловко отделена от остального зала раздвижной перегородкой.
Вот уж тут актерское гуляние впало в половодье!
— Мы артисты! — Кричал Шевченко, цитируя великого русского драматурга, — наше место в буфете!
Фраза была услышана и творчески верно принята большинством артистов: работники театра окончательно перешли на водку и соответствующие последствия.
Анпилогов и Башникова устроили скетч с переодеванием на объявленную свадебную тему «Люби меня, как я тебя», причем Анпилогов изображал Башникову, Башникова — Анпилогова.
С Анпилогова-Башниковой в самом конце скетча по гениальной режиссерской задумке свалилась юбка, обнажив кривые ноги. Экспромт был воспринят с восторгом.
Пришлось снова выпить за театр.
Как следствие свадебная компания неуправляемо поделилась и переделилась на группки, превратилась в кочевье по столам и друзьям, и гур-гур пошел большой.
Снова поднялся Армен.
— Товарищи артисты! Вот тут наш завлит, любитель Шекспира и по совместительству предатель Осинов Юрий Иосич предлагает нам поставить Гамлета!
— Я? — несмело удивлялся Осинов. — Никакого Гамлета не было! Армен Борисович шутит…
— Видали? — вскричал Армен. — Против Шекспира он возражает, против того, что предатель — нет! Я люблю тебя, Иосич!
— Нет-нет! Я ведь только в том смысле, — замямлил Осинов, — что работа — это одно, а все остальное — совсем другое…
— Да здравствует театр, — продолжал Армен, — театр нашей жизни! С героями и антигероями! Мы поставим Гамлета и неважно, Иосич, с тобой или без тебя. Но с тобой лучше.
— Да здравствует наш завлит и молодожены! — примирительно пробасил Анпилогов и поднял налитую рюмку. — Всем счастья и удачи! Будем!
Свадьба охотно выпила.
— Вопрос в другом, — продолжил Армен, и гости слегка притихли, — Кто сыграет Гамлета? Предложения есть? Хочу услышать! Считайте, сегодня худсовет!
— Я! — крикнул Шевченко, но был простовато отмахнут мохнатой, начальственной, арменовской рукой как кандидатура нереальная.
— Эвентян! — предложила Башникова.
— Это ближе, но не в десятку, — сказал Армен Борисович. — Ну, ну, веселей, товарищи артисты!
— Никитин!
— Анпилогов!
— Ступин!
— Аненков!
— Вы, Армен Борисович!
— Гениально, — сказал Армен. — Я ждал такого предложения. Я бы с удовольствием, но теперь не могу, директор не утвердит…
— Не утвержу, — пискнула Вика. — Ни за что!
Армен сделал паузу, потом вдруг голос его поднялся на октаву выше и зазвучал как труба.
— Все вы, господа артисты, а также предатели и трусы, типа Иосича — говорю как молодожен!..
— Я не предатель, не предатель, — захныкал Осинов, и его утешили водкой.
— Никто из вас не осмелился назвать единственного Гамлета в нашем театре… — он оглядел гостей, выдержал паузу и закончил, — А ведь он есть.
— Да, но он уволен, — негромко напомнил Слепиков. — Я подумал о нем сразу, но…
— Был уволен, — сказал Армен. — Был! До сегодняшнего дня. А сегодня, в день так сказать, я объявляю всеобщую амнистию.
— Хай живе мужик та жинка! — крикнул папа Богдан, попытался встать и вовремя был поддержан Мариной. — Горько!
Пришлось молодым для удовлетворения публики опять прибегнуть к легкой эротике.
— Юрий Иосич, — отдышавшись, распорядился Армен, — прошу Саустину сообщить. И пригласить в театр.
Иосич кивнул. Общий смысл он вроде бы понял. Детали ему подскажут завтра.
Подали горячее. Мясо, рыбу — по выбору. Ели не все. Многие продолжали пить, это было веселей. Наконец, запели.
— Из-за острова на стрежень! — загудел природным басом Анпилогов и артисты голосисто подтянули.
Да так, что скатерти, как живые, вздулись на столах. Метрдотель хотел вмешаться, но махнул рукой.
Армену было хорошо. Одно было плохо: чувствовал, устал. Он протянул руку Вике, и она поняла.
Вика склонилась к нему на плечо — задышали духи и тонкий нежный голос горячо зашептал в ухо:
— Таблетки!..
Счастье, подумал он. «Слышишь, мама, я защищен. Счастье, что она рядом…»
Без пререканий и покорно проглотил он ненавистные таблетки и снова подумал о счастье и маме, потому что знал, мама счастлива тогда, когда счастлив он, ее любимый сын.
Свадьба гуляла еще долго и растворялась в пространстве понемногу и в тихую, артисты демонстрировали высокий английский класс незаметного сматывания с любого важного сборища. Иосич владел им в полной мере, других бы мог обучить…
Многие страдающие суеверием артистки прихватывали со стола пирожки и куски свадебного торта, у них, суеверных считалось, что пироги, стянутые со свадьбы, приносят счастье. Это было, конечно, не так, а может быть, именно, так — и первое, и второе было недоказуемо, — но сладость и доблесть была как раз в том, чтоб уворовать со стола…