Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

Виктория Богдановна, она же невеста, должна была заниматься вопросами хозяйственными, но ничто не шло ей в голову кроме свадьбы. Общаясь с артистами, рабочими сцены, радистами, прочим вспомогательным театральным людом, занимаясь отпусками, ремонтами, текучкой, она ловила себя на том, что думает о наряде, количестве приглашенных, ресторане и сомнениях, которые продолжали мучить ее.

Забегая к Армену в кабинет, ей хотелось поговорить о самом важном и главном — он поднимал палец вверх, давал понять, точнее, играл наличие микрофонов в кабинете, и она замолкала.

О свадьбе говорили только вечерами, дома.

У них будто бы поменялись полюса: теперь она была стороной заинтересованной в свадьбе, ее волновали сотни вопросов, он же относился к самой церемонии формально, ему был важен конечный официальный штамп, телодвижения и хлопоты по поводу так называемого великого праздника судьбы вызывали у него иронию.

— В чем ты пойдешь на торжественную церемонию? — спросила она его.

— В любимом пиджаке, — без грамма сомнения ответил он. — В любимом свитере.

— Ужасно! — взмолилась она. — Надень хоть галстук! Это же брак, обряд, событие! Там будут гости и зрители, тебя узнают!

— А, — отмахнулся он. — Зачем мне нарядные шмотки? Эйнштейн всегда ходил в одном и том же пиджаке. Он объяснял: когда был нищим лаборантом, богатые шмотки были мне не по карману и не нужны: все равно никто не замечал Альберта Эйнштейна, когда же я стал знаменитым ученым, богатые костюмы тем более стали мне не нужны — все и без шмоток узнают во мне Эйнштейна. Вот так. Пусть твои гости узнают меня, меня, а не шмотки.

— Очень хорошо, — сказала она. — В таком случае я вообще в ЗАГС не пойду.

Черт возьми, подумал он, она впервые показывает зубы, и я вынужден смириться. У бессмертной музыки оказывается есть зубы. Новость. Но это ничего — жизнь зубы обломает.

В итоге он согласился на новый пиджак и галстук, зубастая зарубка в его памяти осталась, но тут очень кстати позвонили в дверь, и оказалось, что приехал с Белгорода папа Богдан.

Приехал, очаровал, с ходу стал Армену другом. Моложавый, свежий, с ни разу не леченными зубами он постоянно улыбался, демонстрируя свежие клыки, и на жизнь имел сугубо положительный — что Армену было немного подозрительно — настрой.

Через пять минут обычных вопросов стол был уже накрыт — Вика постаралась.

Присели за стол, сладко выпили за то, за се, за третье, и вкусно закусили, Вика бегала и подносила.

Стол и попойка — лучший способ решения любых семейных проблем в этой части Европы. Папа Богдан привез будущему зятю украинской горилки, украинского сала и украинских помидоров — Белгородчина, как известно, на границе с Незалежной — мужчины поговорили о свадьбе — папа тотчас вытащил кучу денег, но Армен с кавказским негодованием их отверг. Тогда поговорили о ближайшем совместном семейном будущем, ударили по рукам и обнялись — Вика млела от радости, на ее глазах создавалась семья.

— Спать будешь пока здесь, — сказал Армен; он повел папу в супружескую спальню и указал на супружескую ладью, то есть, на свое законное место.

— Не, не можно, — замотал головой Богдан, — мне бы б гарно раскладушку чи диванчик в гостиной.

— Нет, — сказал Армен, — ты мой гость, спать будешь здесь, раскладушка и диван уже заняты — нами. Ты понял?

Папа понял, что с кавказским гостеприимством лучше не связываться и согласился.

Армен сто лет не пил горилки и не ел сала, он подналег, но головка осталась как стекло. Прояснилось на пятой рюмке, что папа Богдан опытный инженер-строитель — дефицитнейшая для нашего искусства вещь, оценил Армен и после заключительного армянского коньяка, впрямую и окончательно рубанув рукой пространство, предложил Богдану оформиться на должность главного инженера театра, которая пустовала. И директор, по случаю здесь, кивнул худрук на невесту, в миг оформит, не сопротивляйся, Богдан!

Богдан и не думал сопротивляться, встал и с ходу так запел велюровым басом про «распрягайте хлопцы коней и лягайте отдыхать!», что у Армена зашевелились обшлага джинс — папе хотелось, чтобы все знали, что он в искусстве не чужой.

Мужчины заплакали от счастья и снова обнялись.

— И скажи ей… — Армен с трудом обернулся в сторону Вики, — чтобы она всегда меня слушала!

— Вика! — крикнул Богдан.

— Я поняла, батьку!

— Вика! — снова крикнул Богдан, — и щоб ты никогда!..

— Батьку, я поняла!

Богдан тронул друга Армена за плечо.

— А, если шо не так… лупы ее, Армен! Я тебе вожжи с хаты дошлю!

— Богдан, на Кавказе так не принято…

— Лупы! Здесь же ж не Кавказ!

— Папа! Здесь не деревня! — крикнула Вика.

— Лупы! — снова крикнул Богдан, выдохнув перегретый воздух изо рта в самое лицо Армену, — Думаешь, она так просто пианисткой стала? Думаешь, не лупыл? А ну, доча, скажи!

— Папа, здесь театр!

— Чую, — сказал папа. — Звиняй, доча, помолчу.

Короче, вопросы свадьбы и семейной жизни с помощью качественного алкоголя и превосходного сала были решены за столом в кратчайшее возможное время.