Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

Он облачился в любимый большой пиджак, она натянула обыкновенную джинсу и кофту. Свадебное платье? Какое тебе платье после трех замужеств, дорогая? Макияж? Плевать, потом-потом, она не будет терять времени, тем более, что он уже готов и хмурится в прихожей, потому что, она знала, он ненавидит ждать. Только бы быстрей, пока он не передумал, только бы быстрей — кстати, она и без макияжа выглядела отлично — успела взглянуть на себя в зеркало, сама себе понравилась. «Я красавица, — подумала она, — красавица, красава, красавище — повезло деду, любимому и единственному, ой, как повезло. А мне-то как повезло!..»

Ехали, понятно, на «Тойоте».

Он сам был за рулем, смотрел на дорогу и был так сосредоточен, будто сдавал министерской комиссии главную премьеру.

Она с приклеенной улыбкой тоже была на редкость невозмутима. Ужасно хотелось смеяться, петь, счастье было в горле, на выходе, но театральная леди, сдерживая себя, играла отстраненность, даже неприступность. Лишь ладонь, как обычно, положила на его пятерню, сжимавшую рычаг переключения передач. Положила и сжала, нежно и сильно.

О том, куда едут и зачем, не было сказано ни слова, посторонний пассажир никогда бы не догадался, что в данную минуту видоизменяются судьбы.

Великие человечьи дела свершаются тихо.

Они ехали на дело. Оба были уверены, что поступают правильно, потому молчали.

60

ЗАГС действительно оказался тихим и скромным, в обычном доме, без помпы и людского коловращения.

Вошли, уткнулись в длинноногую девушку на ресепшене, он старомодно поинтересовался:

— Здравствуйте. Нам бы туда, где записывают. Будь ласка, дорогая, направь.

Почему употребил в речи украинский оборот он и сам бы ответить не мог, а может и не знал, что он украинский.

Длинноногая по молодости не узнала его.

— По поводу завещания?

Кровь мгновенно окрасила Викины щеки, ему — хоть бы хны.

— Талантливо мыслишь, но это будет потом. Сначала пожениться хотим.

— Пожениться?

Пара вызвала у длинноногой интерес. Сутулый, подкашливающий, шаркающий дед в растянутом пиджаке и красивая яркая молодая женщина. Усыхающий червивый дуб и цветущая нежная сирень. Пожениться? Брак по расчету. За бабульки молодуху оторвал, старый хрен. Везет же бабам, дед скоро затрупится, все останется этой, с понтом, скромной, даже морду не намазала. А тут — год на одном месте сижу, все мимо…

Но талон с номером 12 девушка все же выдала молодым.

Но тут… счастье валило им сегодня, счастье шло к счастью: товарка длинноногой по ресепшену, та, что сидела чуть правее, узнала Армена. Улыбки, рукопожатия, «я провожу» — и действительно проводила до самого нужного им кабинета и просила только об одном — автограф. Длинноногая, как врубилась и расчухала, окончательно плюнула на себя и даже обошлась без вопроса: почему так? Потому…

Повторили просьбу и подали паспорта и бумаги серьезной и милой даме, которая просто не могла не улыбнуться великому артисту — как легко ему живется, как легко! — успела подумать Вика, мне бы так…

— Поздравляю вас, — сказала серьезная и милая. — С документами у вас все в порядке.

— Не только с документами, — сказал Армен. — С любовью — тоже. А? Что? Я что-нибудь не то сказал?

Улыбки, смех, почти аплодисменты всенародному любимцу.

— Когда бы вы хотели провести церемонию? — спросила дама.

— Ей надо быстрей, — сказал Армен и кивнул на Вику. — Она старая, боится не успеть.

Снова улыбки и смех. Роль складывалась: обожание.

— Предлагаю вам следующий четверг, — сказала серьезная дама. — Знаете, по статистике в четверг заключаются самые счастливые браки.

Сполохом пронеслось в его голове воспоминание о том, что четверг считался любимым маминым днем, что именно в четверг мама устраивала общий домашний чай, на который приглашались соседи и даже дядя Аркадий, беспробудно пьющий сапожник — но честь ему и хвала: раз за разом, цокая языком, он латал старые арменовские ботинки; уверял, что сноса им не будет — врал, конечно, ботинки рвались, но он латал их снова.

— Четверг — устраивает, — согласился Армен.

— Что скажет невеста? — спросила серьезная дама.

Вика кивнула. Туман окутывал ее, звуки доходили до нее ослабленными, далекими, словно сквозь подушку. Все, что происходило, происходило будто помимо нее, она доверилась Армену, она словно плыла за ним по воде, теплой, приятной, успокаивающей, надежной.

Подписали какие-то бумаги, поговорили о кольцах, гостях, музыке — все она делала во сне.

В себя пришла на улице. Мокрый асфальт, шум машин, мелькание людей и рекламы привели ее в обычное городское чувство. Вспомнила и длинноногую, и серьезную и милую, что назначила на четверг, удивилась тому, как запросто, совсем без нервов меняется гражданское состояние людей в отечестве, и вдруг ее как ударило:

— Таблетки!

Он шел рядом, вздрогнул от крика.

— Тихо, товарищ невеста! Не здесь же, не сейчас!

— Здесь и немедленно!

Заставила его остановиться, вложила две таблетки в шершавую ладонь, заставила отправить их в рот.

Горечь парализовала, скривила его.

— Довольна? — спросил он.

— Замужеством — да.