Ничего не успела ему ответить. Подошли артисты, привыкшие к тому, что Армен скала, обняли, забалагурили, поддержали улыбками, вместе направились к выходу, в зал, где их уже встречали представители местного театра, прилепившихся к ним чинуш.
Худрука усадили в машину, остальных творцов в автобус.
— Видел? — спросил Саустин Осинова.
— Жизнь опережает безумные планы, так сказал бы Шекспир, — бросил Осинов. — Даже такие, как твои.
— Таких планов не было, — отрезал Саустин. — Не людоед, на здоровье не покушался…
Осинов глубокомысленно смолчал.
Она держала Армена под руку, принимала цветы, улыбки, речи, но волновало ее другое. В машине ей было ни до Симферополя, ни до его летнего расцвета, цветов и южной пестроты, она чувствовала каждый вздох мужа.
В гостинице, в несильно крутом симферопольском люксе, когда он упал на кровать и попросил не беспокоить часика два, она все-таки добилась своего и через администрацию гостиницы вызвала врача.
Врач оказалась девушкой тихой, скромной, однако сообразительной. Осмотрев Армена, измерив давление, задав ему несколько вопросов и мило с ним пощебетав, вывела Вику в коридор и зачитала приговор.
— Надо срочно в больницу, — сказала она. — Это инсульт. Небольшой, но… сейчас главное, чтоб он не повторился. Я вызываю скорую?
Вику ударило током. Вот оно, вот, молниеносно развернулось в ее голове то, о чем шептались все вокруг, о чем предупреждали мама и папа: подумай, Вика, он все-таки в возрасте, подумай, не спеши… Она не будет ни о чем плохом думать, все эти предупреждения — сизая, гнусная пошлость людей, не знавших любви, она его любит, и она его спасет. Вика уняла дрожь, взяла себя в руки.
— Извините, доктор, — сказала Вика, — он не поедет в больницу. Нет.
— Что значит не поедет?
— Ни за что. Я его знаю.
— Инсульт — это полсмерти — так нас в институте учили. Да еще и диабет, как вы говорите. Вы понимаете, чем рискуете? Вы, в конце концов, жена или вы кто? Жена? Так надо настоять!
— Я его знаю. Нет.
Скромная и сообразительная сразу сообразила, что имеет дело с отказом от госпитализации, что она считала большой глупостью, однако наставлять взрослую даму, да еще из люкса, да еще и жену великого артиста не считала для себя возможным. Вздохнув глубоко и тяжко, достала бумагу, предложила Вике:
— Распишитесь.
Вика расписалась; тотчас выяснилось, что по скорости соображения она превосходит представительницу медицинской науки. С места в карьер жена и директор Романюк провела с докторицей стремительную беседу о том, что за чудо-больной лежит за стеной, и предложила медику, чтобы, не волнуя пациента, все устроить в номере так, будто он и вправду находится в больнице — ну там, капельницы, уколы, таблетки, консультации, уход — последнее она, жена, лично берет на себя.
— А что ему еще нужно? — вслух переспросила врача Вика, вспомнив историю бабушки своей Веры, пораженной инсультом двадцать лет назад, — только тишина, покой, уход. Разве не так? Конечно, так. Ну, пожалуйста, очень вас прошу, — добавила Вика и в добавок к мольбе ненароком обнажила серьезную красную купюру.
Врач терпеть не могла доморощенных способов лечения, но серьезность подходов супруги убедили докторицу в том, что любовь и самопожертвование есть действительно главные средства в современном лечении инсульта.
— Хорошо, — задумчиво сказала она. — Пожалуй, вы правы. Садитесь и пишите то, что вы должны делать.
Через полчаса в номере возникла упитанная и добрая медсестра Арина. Сделав Армену укол, поставила ему капельницу с хорошим лекарством и заверила, что будет заезжать каждые два часа, а еще сказала, что Армен молодец и что скоро он о болячке забудет.
Это была победа.
Победа Армена, Вики, сообразительной девушки-врача и упитанной медсестры над опасной болезнью типа инсульт.
А серьезная купюра осталась не у дел. Покрывшись позором, она краснела на столе как свидетельство непроданной медицинской чести и позже была израсходована Викой на покупку недешевого красного винограда, который есть больному диабетом Армену было запрещено, Вика вспомнила об этом и съела виноград самостоятельно.
А его накормила нежирным творогом, яблоками и чаем — помнила чем кормили бабушку, и к вечеру худрук настолько отошел от болезненного приступа, что вместе с труппой отправился на репетицию в местный театр, и все, казалось, побежало-поехало, как прежде — замечательно.
И не его, не его вина и не вина смертельной болячки типа инсульт, которую он победил, как не вина акклиматизации, давления, городского шума или любой другой причины того, что произошло на следующий день на первом спектакле в городе, почти герое, Симферополе.
А произошло милое и веселое происшествие, милое и веселое до самых слез. Народ с великого Гамлета в выдающейся режиссуре Слепикова, в исполнении самых знаменитых артистов арменовского театра — побежал. Смущенными единицами с глазами в пол, тихими группками и нахальными массами, глухими к окрикам остающихся в зале подлинных ценителей искусства.