Армия

Заодно научился управлять без рычагов воздействия. Какие у меня могли быть рычаги, когда я, рядовой, пытаюсь строем вести бойцов на смену? Никаких. И в морду не дашь (неуставные взаимоотношения) и из армии не уволишь (этот вариант не был предусмотрен совсем. А жаль). Но как-то управлялся и с толпой, и с разнокалиберными сержантами и ефрейторами, в этой толпе. Количество голов, вышедших из казармы, всегда соответствовало количеству голов, пришедших в столовую или на смену, без видимых повреждений.

Однажды мне всё-таки присвоили звание. Выделился/отличился. Сам командир полка заметил. Моим отцам командирам даже прошение писать об этом не пришлось. Сократил бюрократическую цепочку. А было это следующим образом. Ночная смена уже заканчивалась, на КП подтягивались офицеры. Я, открыв дверь приёмного отделения, издевался над Филей. Филя был нашего призыва. Безобидный, немного ранимый, беззлобный, быстро забывающий плохое, старший смены планшетистов. А, ещё он был ефрейтором и стремился (хотел) стать сержантом, но как-то завис на этой переходной ступени.

Над ним можно было пошутить, немного поиздеваться. Вообще я следил, чтобы в моей смене не было шуток, унижающих человеческое достоинство. Шутить можно, но не обидно. Гнобить – нельзя совсем. Надеюсь, всё так и было, как я думаю и как написал. Отношения не были идеальными, но вполне годными для нормальной жизни и службы. Неуставных отношений (мордобоя) в моей смене не было совсем.

Планшетисты на смене постоянно находятся в головных телефонах на длинных, но не бесконечных, шнурах. Филя тем утром стоял за крайним планшетом. Кто-то из моих радистов тарабанил ему засечки, Филя метался по планшету, расставляя точки и соединяя их прямыми. Времени на поболтать у него было немного. Значительно меньше чем у меня. А мне поболтать хотелось. Поболтать – это отдушина в почти бесконечных солдатских буднях.

Мы, радисты, обзывали планшетистов «тараканами», они пытались натянуть на себя прозвище «художники». Но то, где они находились и как там двигались было очень похоже на тараканов. А находились они в тёмном проходе между плексиглазовым планшетом, на котором рисовали, и стеной. Для того, чтобы нарисовать маршрут самолёта, они то припадали к самому полу, то карабкались под самый потолок. Иногда самолётов было несколько, и они или летели с разных концов, или в разные стороны разлетались. Тогда скорость метания планшетиста возрастала. Прозвище «дятлы», которое клеили нам «тараканы» не прижилось. Мы как были «музыкантами», так и остались, даже для «тараканов» – планшетистов.

Когда Филя, отрисовав очередную порцию засечек, присел на лавочку, я, через коридор, его окликнул: «Собака (обычное и необидное прозвище ефрейторов), подменись и пошли покурим». Филя, изобразив праведный гнев и желание со мной сразится, ломанулся ко мне, совсем забыв о том, что на голове телефоны. Длинна шнура позволила ему вынести в коридор только ногу. Телефоны слетели. Филя, развернувшись, убежал за ними. Очень похоже на привязанную собаку. Я что-то добавил ему в след, не смертельно обидное, но, вероятно, едкое. И тут, слева из коридора, голос командира полка: «Товарищ рядовой, ты почему ефрейтора собакой называешь?!» «Собака-друг человека, товарищ подполковник», «Я тебе такую друга собаку сейчас покажу!» И оглянувшись немного назад: «После завтрака, общеполковое построение!»

Пипец, а смена так хорошо заканчивалась. Что будет на полковом построении? Как я понимал, всё это – в мою честь. Отличился. Отвёл смену на завтрак, с завтрака – на плац. Старшинства над сменой меня не лишили. На плацу уже рота обслуживания и офицеры. Замполит смотрит укоризненно. Он до сих пор может так посмотреть, что лучше бы не смотрел, а на гауптвахту или в морду. Но он смотрит. Командир роты, подтянутый, в идеально сидящей на нём форме, для меня всегда являлся образцом советского офицера. Мне повезло с командирами. Оба и замполит, и командир – человечные по отношению к солдатам, идеальные, по отношению к службе. А командир, наверное, расстрелял бы. И не перед строем, а прямо там, на КП. А он тоже смотрит.

Построились, вытянулись. И вот командир полка перед строем: «Бла, бла, бла…» Я ловлю каждое слово, но не запоминаю, потому что ко мне это не относится. А он продолжает: «Бда, бла, бла…рядовой Сочнев, два шага из строя!» И дальше: «Присвоить звание ефрейтор рядовому Сочневу» «Служу Советскому Союзу!» «Встать в строй!» Встал.

Смена, хихикает. Филя почти ликует. Дообзывался. Сейчас я стану такой же собакой, как другие ефрейторы. И тут я обнаружил, незаметную, до этого знаменательного события, грань между собаками и отличным солдатом. Отличный солдат, это не только тот, кто отличился. Я отличился и с этим никто не спорил. Отличный солдат это тот, который отлично служит. Ефрейторов в полку было много, а отличный солдат – один.