Петр Черёмушкин переводит спич. Но я уже и так понимаю, солдаты сейчас будут переносить раненого через ров. А вот эта девчушка в очках назначена старшей. Она и должна все организовать. Это занятие называется «Лидерский дух».
Поехали. Итак, два помоста, между ними метров двадцать. Натянуты тросы с блоками, карабинами-колесиками. Группа делится на две части. По одному человеку на каждом помосте кладут на носилки. Все надевают перчатки. Не дай бог кто-то окажется без них – это залет, нарушение техники безопасности, за это накажут. И вот начинается возня. Раненый лежит, один из солдат крутит карабин вокруг троса, остальные, руки в боки, стоят, наблюдают. Ну точно конкурс «А ну-ка, парни» или «А ну-ка, девушки», не знаю, кого там больше. И вот прямо на глазах из этой небольшой толпы начинает рождаться коллектив. Сразу видно, кто подвижный, а кто квелый, кто командует, а кто подчиняется. А что, неплохая идея. Сержант наблюдает. Но не вмешивается.
Полковник Холл, заложив руки за спину, смотрит на этот солдатский муравейник, не отрываясь и не мигая. Как будто ему самому ползти по тросу от помоста до помоста. Я отвлекаю его, возвращаю из юности в зрелость:
– А что это за препятствие? Оно закреплено в каких-то документах?
– Это все учебный комплекс. Он назван в честь ветерана Вьетнама Берри Маккафри. Ветеран совершил подвиг при высадке десанта в шестьдесят шестом.
О! Как раз год моего рождения. И год его смерти, этого Маккафри.
– Ааа… Погиб, бедолага…
– Как погиб! – Брови полковника взлетают вверх. – Живой! Еще и бизнесом ворочает! У него все о’кей!
Я уже привык к тому, что в армии США могут и стул назвать именем какого-нибудь героя высадки в Нормандии или штурма Тегерана при Саддаме. Есть же именные турники, коридоры, стены… Даже столы для приема пищи в столовых тоже есть именные. Полковник кивает:
– В Америке не обязательно погибнуть, чтоб твоим именем назвали что-либо.
Ну да. Это в России орденов порой больше дают погибшим, чем живым.
Полковник, как будто он не согласен со мной, прерывает мои мысли:
– А вот конкретно эта точка носит имя «Капеллана Хендерсона». Он тоже ветеран какой-то войны.
Сержант не слушает наш диалог. Он вышагивает павлином вдоль помостов, руки за спину. И только иногда активизируется:
– Эй, стой! Что ты делаешь, солдат! Солдат, что ты делаешь?! Ты знаешь, что у тебя должно быть кольцо для прикрепления к тросу?! Пошел обратно! Пошел! Давай назад, солдат!
Минута спокойствия, и он снова нервничает:
– О нет! Нет! Ты не можешь пользоваться этим! Стоп! Иди назад! Иди назад! Где кольцо?!
Вот так. Сплошные сержанты. Офицеры – где-то там, за горизонтом. Здесь нам дали возможность посетить сержантскую академию. Все по шаблону. Офис. На входе лозунг: «У каждого поколения свои герои. Это поколение не отличается от других». Сначала лекция для нас. Потом прогулка по аудиториям. Занятия. Негромкий голос сопровождающего, сержанта Ярбри, и еще более негромкий голос Петра Черемушкина:
– Всего у нас двадцать сержантских академий. Или школ. Еще пятнадцать – для старших сержантов. Есть школа для сержантов-майоров, она в Техасе.
– У вас большая академия?
– Тридцать классов. Или вы здание имеете в виду? Построено в девяносто пятом году, потрачено четыре с половиной миллиона долларов.
Боже, какая прозрачность…
– Тридцать один квадратный фут площадью…
– А люди?
– Четыреста пятьдесят слушателей обучаются одновременно.
– Солидно…
– Тридцать девять преподавателей. Все сержанты. У нас вообще офицеров нет, и начальник академии сержант-майор.
Вот это дело. Вот это мне нравится. Хорошего сержанта может подготовить только хороший сержант. Он сразу видит в слушателе сотоварища.
– Слушатели живут в гостинице с телефоном, кабельным телевидением, бесплатная прачечная и спортзал. Четыре доллара стоит такси по базе.
– Все время учеба или есть выходные?
– Да, конечно, есть. Наши слушатели посещают школы, встречаются с ветеранами, сдают кровь в гражданских больницах. После окончания курса – три дня учений. В лесу. В тяжелой среде. Для оценки навыков и способностей. Самый длительный курс для кадровиков и финансистов.
– А конкурс большой?
– Десять процентов только проходят.
– Ого, десять человек на место!
– Да, причем за кандидатом в войсках следят целый год.
Ярбри ведет нас дальше.
– У нас свой распорядок дня. Четыре тридцать – подъем. Зарядка – один час, потом гигиена. До девятнадцати часов учеба, строевой смотр и отдых. Особое внимание мы уделяем стандарту.
– Это что такое – стандарт?
– А вот!
Я и не замечаю, как утыкаюсь носом в измеритель роста. Рядом медицинские напольные весы и висящий на них «сантиметр».
– Проверим?
– Чего?
– Соответствуете ли вы стандартам сержанта армии США.
– Не-не-не…
– Я пойду!
Петр Черёмушкин почесал животик и шагнул под линейку.
Взявшийся откуда ни возьмись незнакомый сержант приминает его темечко деревянным утюжком.
– Так… Теперь талия… Ага… Вставайте на весы.
– Надо было еще до ланча к вам приходить.
– Результаты… Сколько вам лет? Тридцать девять? Двести двадцать три фунта (сто килограммов).
Сержант Ярбри довольно разводит руками: