Армия США. Как все устроено

Переводчик Серега русские слова произносит с акцентом, видно, стал забывать родной язык. Скаветта, кстати, сам иногда вставляет слова на почти русском. Он называет советских солдат Баграма – «рашен пэрэшутиста». Я не вижу смысла его поправлять.

– Аэродром-то здесь цел?

– Конечно. Увидите сами.

– А кто здания рушил? Моджахеды?

– Не знаю. Талибы, наверное. Мы когда приехали сюда – здесь только мины стояли. Была прерия, и койоты бродили.

Вот вам американцы. У них все на свой лад. Пустыня в их рассказах превращается в прерию, обыкновенные шакалы – в койотов. Ну и ладно, это ведь теперь их война афганская, их территория, штатовская. Пусть теперь будут у них койоты.

Кстати, о минах. Карты минных полей у американцев имеются. Правда, неизвестно откуда. Но это не делает обстановку понятной. После ухода русских моджахеды мины перемешали, потом талибы свои добавили. Мины двигались с потоками грунтовой воды, землетрясениями, и таким образом вокруг Баграма замешался опасный тротиловый винегрет. Теперь идет разминирование. Специалисты из Африки, из ЮАР участвуют и европейцы из Боснии. Говорят, у тех и других большой опыт. После войн на их территориях.

Мы допиваем кофе и устраиваем прогулку по пыльной дороге. По обочине возведен забор из колючей проволоки и МЗП, «малозаметное препятствие» – такая стальная ленточная спираль, натянутая по верхней кромке забора. Спираль эту людям не преодолеть. Будешь перелезать – запутаешься, порежешься об ее края. Да что там люди… Я помню, в такой спирали в Абхазии запуталась российская БМП и, потеряв управление, грохнулась вниз с моста. Слава богу, экипаж остался цел.

Не торопясь мы вышагиваем вдоль «колючки», проходим старый советский танк. Его катки, утопающие в песке и лишенные гусениц, еле видны. Скорее всего, танк бросили враги США, талибы. Или моджахеды еще раньше, лет десять назад. Сержант Скаветта показывает руками то в сторону гор, то куда-то в пустыню.

– Это Северная часть базы. Здесь стояли палатки русских солдат.

Сержант оглядывается, ищет какие-то ориентиры и продолжает:

– Лично я здесь уже во второй раз. Я был среди тех, кто заходил сюда первыми, четыре года назад.

– А мины… Опасно же. Не мешают?

– Нет. Пусть стоят. Меньше случайных людей бродить будет. Но там, где мы планируем что-то построить, мы их убираем. Тут нашим саперам приходится попотеть. Вот так мы расширяем свою территорию. Да, кстати, американцы в Афганистане мины не применяют.

Ну правильно, зачем их применять. И так их вокруг накидали.

Сержант вдруг останавливается, разводит руками и с сожалением хлопает ими по бедрам. Дает понять, что эта часть экскурсии подошла к концу. Потом вдруг щелкает пальцами и вытягивает за мою спину палец. Он что-то увидел. Я поворачиваюсь. Вдоль дороги, по-мультяшному оглядываясь, семенит шакал. Высокий, в холке выше овчарки, но с коротким туловищем, с куцым хвостом и какой-то грязно-серой шкурой. Провожаю его взглядом. И не боится же он ни мин, ни людей. Шакал. Ну, то есть койот.

– Да, Рик, забыл спросить…

Сержант поворачивается и, подняв брови, ждет.

– А что это за «время Zulu!»? Там, в кафе, у вас даже часы для него отдельно висят.

– Ааа… Это… – Подыскивая слова, Рик останавливается. – Формально «Zulu» – сложная штука. Это и вращение Земли, и расположение Солнца… Если проще – мы на всех своих военных базах, стоящих за рубежом, ввели одинаковое время. Часы и сутки. Так проще управлять. Нет бардака. Все живут по одному времени и распорядку. Это и есть «время Zulu». По нему и операции все боевые проводят, и авиаперелеты планируют.

У них и время особое… Во дают!

Кое-что посильней аспирина

Мы живем в лагере вместе с остальными штабными солдатами и офицерами. Ну и сержантами, конечно, в армии США без сержантов шагу ступить не могут.

Наше прибежище – маленький домик, сложенный из некрашеной толстой фанеры. Его можно сравнить с традиционной садовой бытовкой. Внутри стол, две кровати, два шкафа. Нам с оператором Виталием Ивановичем такого набора хватает вполне. Матрасы тонкие, спать жестко, по ночам холодно, телевизора нет. Но это полная ерунда. Мы на это внимания даже не обращаем. Нас поглощает работа.

– А что можно снимать?

Я задал этот вопрос в первые же минуты знакомства с Риком Скаветтой. Задал и в готовности выслушать длинный список запретов в первые же минуты знакомства уставился на сержанта. Он ответил без раздумий:

– Все.

– Эээ… Что все?

Я был уверен, что Скаветта меня не понял. Или Серега-толмач запутался, неправильно перевел мой вопрос.

– Снимать! Картинка… Ну как объяснить… Материал! Что можно снимать?

Но сержант первого класса Скаветта выставил вперед палец и стал опускать и поднимать его в такт своей речи.

– Снимать можно все. И еду, и езду, и полеты, и самолеты! Все. Но… Есть моя личная просьба.

– Извольте.

– Не надо фотографировать и снимать тюрьму.

– О! А где она?

– Да вот, в пяти шагах от вашего домика.