А мне вспомнились локоны Лидии. Они проявились не из кошмаров, а напротив, из приятных воспоминаний – словно алые цветы, просвечивающие сквозь тонкую льняную ткань. Слишком молодая, чтобы звать ее тетей, она была младшей сестрой моего отца-карабинера. Мы провели вместе в доме моих родителей добрый десяток лет – во всяком случае, я помню ее с раннего детства. Жила она в самом конце коридора, в комнате чересчур длинной и чересчур узкой, зато с видом на прибой. После обеда я наскоро расправлялась с уроками, и мы садились слушать песни по радио. Заслышав строфы о любви, она в такт, будто наказывая себя за потерю кого-то очень дорогого, колотила кулаком по впалой груди: это из-за астмы родители отправили ее из родной деревни к брату, дышать соленым воздухом.
Когда мы оставались в доме одни, Лидия натягивала мини-юбку и туфли на платформе, которые прятала в шкафу, включала магнитофон в гостиной на полную громкость и танцевала шейк, закрыв глаза и подрагивая от возбуждения. Не знаю, где она этому научилась: гулять после захода солнца ей не разрешали, хотя она не всегда подчинялась, время от времени выбираясь из дома через окно первого этажа. Мне нравилось бывать с ней вечерами, особенно если во время отхода ко сну спина зудела там, куда я сама не дотягивалась. Лидия приходила меня почесать, потом садилась на кровать, пересчитывала мои позвонки, такие же костлявые, как я сама, и каждому из них придумывала историю, называя именами знаменитостей и заставляя болтать, как пожилых кумушек, по очереди касаясь то одного, то другого.
– Меня взяли! – воскликнула она, ворвавшись как-то вечером домой.
Так я ее и потеряла – в большом универмаге, за пару лет до возвращения родителям. С утра мы отправились за покупками, и пока я мерила футболку с рыбами и морскими звездами, она спросила продавца, как ей поговорить с директрисой. Та приходила на работу позже, и нам пришлось подождать. Попав на прием, Лидия достала из сумки диплом секретарши и попросилась работать – на любой должности. Она сидела за столом, а я стояла рядом, время от времени тихонько поглаживая ее по руке.
Ее взяли почти сразу – сперва на короткий испытательный срок. Вечером она пришла, сжимая в дрожащих руках комплект униформы, которую должна была надеть завтра, и тут же попробовала прогуляться взад-вперед по гостиной в своем бело-синем костюмчике с крахмальными воротничком и манжетами. Теперь у нее, как и у брата, была своя форма! Лидия даже исполнила для нас несколько пируэтов, чтобы показать, как взлетает юбка-солнце. Когда та опала, и мир наконец перестал вертеться, я отвернулась.
Из простого продавца Лидия вскоре стала кассиром, а через год была уже начальником отдела. Возвращалась все позже, потом и вовсе добилась перевода в головной офис в нескольких сотнях километров от нас. Иногда она мне писала, но я не знала, что отвечать. Да, в школе все нормально. Разумеется, мы все еще дружим с Патрицией. Я научилась делать сальто в воде, но по-прежнему мерзну в бассейне. Поначалу она присылала открытки с видами города, но те, должны быть, закончились. В альбоме для рисования я закрашивала солнце черным, как мое настроение, карандашом, и учительница даже звонила домой узнать, не умер ли кто. Оценки у меня в дневнике теперь были только отличные: старательно выполняя домашние задания, я занимала освободившееся после отъезда Лидии время.
Она вернулась в августе, на праздники, но радоваться этому я боялась. Мы часто ходили на общественный пляж и совершенно сгорели, несмотря на кремы, которые она покупала со скидкой для сотрудников. С приветливыми соседями-купальщиками она говорила с фальшивым северным акцентом, как эмигрантка, – на ее месте мне было бы стыдно, и это потихоньку убило всю мою ностальгию.
Пока меня не решили вернуть, мы виделись еще один раз. В дверь позвонили, я открыла. На пороге стояла незнакомка с крашеными, тщательно выпрямленными волосами, а к ее ногам жалась маленькая девочка, и это была не я.
Лежа в темноте рядом с Адрианой, я думала, что Лидия могла бы меня спасти, даже, может быть, забрать ненадолго к себе, на Север. Но она снова переехала, и я потеряла ее след. Да и рановато было воображать себе нового спасителя.
12
Они выключили свет и прыгнули по кроватям. Когда я вошла в комнату, Серджо знаком приказал брату заткнуться, но приглушенный подушкой смех слышался еще пару минут. Винченцо не было с обеда, а Адриана в гостиной укачивала малыша. Я разделась, в гнетущей тишине скользнула под простыню и вдруг нащупала ногой что-то теплое, мохнатое, а главное – живое, движущееся и трепещущее. Мой вопль и два взрыва издевательского смеха раздались одновременно с несколькими болезненным уколами в лодыжку. Не знаю, как я добралась до выключателя, помню только, что обернулась взглянуть на кровать – а там копошится голубь: наворачивает круги, изо всех сил стараясь расправить крыло, как будто одного ему хватит, чтобы взлететь, а другое-то сломано у самого основания. Голубиный помет усеял чистые простыни. В конце концов он добрался до края матраса и грохнулся на пол.