Письмо, ответа на которое я так и не получила, должно быть, все-таки заставило их втихую о чем-то договориться, потому что в субботу «деревенская» мать скрепя сердце дала мне немного денег, присланных, по ее словам, той, «приморской». Взяв их в руки, я почувствовала уверенность (сперва несколько поколебавшуюся из-за того, кто мне их дал), что здоровье моей далекой матери не ухудшилось, а может, она и вовсе пошла на поправку. Мать не забыла меня: я чувствовала тепло ее пальцев, сохранившееся в металле монеток по сто лир, словно она и впрямь их только что коснулась.
Переглянувшись с Адрианой, мы направились в бар Эрнесто, где я распахнула холодильник и отыскала в клубах холодного белесого пара два брикетика эскимо: шоколадное для меня, вишневое – для нее. Мы съели его, сидя за уличным столиком, будто старички за партией в карты. Остальное я начала откладывать, лишь разок забравшись в копилку, чтобы купить соску для Джузеппе – тот их все время терял.
За несколько недель я скопила достаточно, чтобы хватило на билеты и пару бутербродов. Адриана перетрусила, когда я посвятила ее в свой план, так что мы попросили Винченцо нас сопровождать: он как раз докуривал сигарету на площади, прежде чем подняться наверх к ужину. Брат дымил, прикрыв глаза, словно глубоко задумавшись.
– Лады, но чтобы дома ни одна живая душа не узнала, куда мы едем, – выдал он наконец. И добавил, бросив мрачный взгляд на окна третьего этажа: – Отцу скажете, что хотите поработать со мной в саду, он и слова не скажет.
На рассвете мы забрались в автобус, идущий в город. Адриана там еще никогда не бывала, да и Винченцо видел только пригороды, где стояли табором его друзья-цыгане со своими аттракционами. Автостанция оказалась в паре шагов от пляжа, где я прежде торчала все лето. Устроившись в тени зонтика и благоухая кремом для загара, мы с матерью лениво наблюдали, как рой купальщиков движется в сторону станции канатки и бесплатного пляжа сразу за ней. В такие дни, в конце сезона, мы часто лакомились виноградом, отщипывая по ягодке от грозди, которую она брала с собой на полдник.
Но сейчас для купальщиков было еще слишком рано. Какая-то новая, незнакомая девушка драила шваброй бетонную дорожку от тротуара до входа в бар. Спасатель раскрывал желто-зеленые зонтики, один металлический щелчок за другим, но мой, в самом первом ряду, пропустил, словно знал, что он сегодня не понадобится.
– А, вот и ты! Куда же ты подевалась? – удивленно спросил он. – Вы как сквозь землю провалились, даже мать твоя не ходит... Уезжали куда-то на каникулы? Ну, как бы там ни было, сейчас я тебе все открою. Номер семь, помнишь?
Шезлонг заскрипел – им, видно, давно не пользовались, – а мужчина в выгоревшей майке обернулся, завидев двух шедших в паре метров за мной подростков: слишком уж они отличались от обычных посетителей.
– Это мои двоюродные брат и сестра, они в горах живут, моря еще никогда не видели, – выдавила я вполголоса.
Впрочем, ребята все равно не услышали бы, так их захватили новые ощущения. Оба уселись у самой воды, хотя даже Винченцо слегка пришибло от собственной смелости. Невысокие волны лениво катили на берег – ни пены, ни шума прибоя. Солнце все еще не поднялось над горизонтом, даже чайки не взлетали с волнорезов.
– Но ведь если мы нахлебаемся воды, то умрем? – испуганно переспросила Адриана, недоверчиво пропуская сквозь пальцы тонкую струйку песка. Мы скинули одежду (на сестре остался купальник, который стал мне мал, на Винченцо – только трусы) и развесили ее на спицах зонтика. На одной обнаружилась моя давно потерянная заколка – вот, значит, где она была! Я поддела ее ногтем, расстегнула и убрала в сумку. Как же давно это было... Я была тогда совсем еще маленькой, и мать каждое утро причесывала меня, а потом обеими руками убирала пряди с лица и закрепляла заколкой. Она садилась на край моей кровати, а я вставала перед ней. Помню шорох расчески и легкие прикосновение железных зубьев к коже – это было приятно.
Сестра боялась даже намочить ноги: ей казалось, что волны утянут ее за собой. Она присела на берегу, уперев подбородок в колени, и уставилась в бесконечную синеву. Я молча нырнула, скользя глубоко под водой, пока хватало дыхания. Потом, подняв голову, оглядела пляж, постепенно заполнявшийся самыми ранними пташками. Адриана вся съежилась, ожидая моего возвращения, а вот Винченцо, поднимая фонтаны брызг, вбежал в воду: научился плавать на речке, с друзьями. Сильными широкими гребками он направился ко мне, оставляя позади пенные буруны, а подобравшись совсем близко, вдруг на мгновение исчез и вынырнул прямо между моих ног. Я очутилась у него на плечах, а он, отфыркиваясь, продолжил плыть:
– У тебя, значит, хватило сил сюда догрести? Ну, ничего, я тебя одной левой переплюну, даже с таким мешком на спине!