Арминута

Они принялись танцевать в гостиной, сперва вполне пристойно, потом прижимаясь друг к другу все плотнее, особенно во время медленных, чувственных песен. Лили Роуз учила, как двигаться, как подавать таз вперед и тереться об мужчину. Она даже разок вытянула ногу, обнажив ее до самого лобка, и погладила промежность Лидии, но так, в шутку. Шло время, я понемногу начала волноваться и посматривать на дверь, но им было не до того: они сдвинули в сторону журнальный столик и переключились на экстатический шейк, безумный, как они сами. Лидия сбросила пропотевшую блузку, оставшись только в коротеньких шортах и лифчике, и когда сорокапятка закончилась, они, задыхаясь, повалились на диван, причем пояс халата Лили Роуз развязался, демонстрируя ее тело во всей красе.

Так их и нашла рано вернувшаяся с похорон мать.

Я сидела за кабинками, пока на меня случайно не наткнулась зареванная Адриана. Скорее всего, она ударилась, слетев с качелей, и теперь блуждала по незнакомому пляжу, даже не стерев с губ и носа налипший песок, не в силах найти зонтик в первом ряду, под которым могла бы вместе с братом меня дождаться, и чувствуя себя поэтому совершенно беспомощной.

– Я не сама упала, это они меня столкнули, – с ходу пожаловалась она Винченцо, указывая на слонявшихся у детской площадки ребят. – Сказали, чтобы я никогда больше на этот пляж не приходила и на качели не лезла.

Брат ринулся в схватку, словно разъяренный бык: не знаю даже, успели ли они перекинуться хоть парой слов или сразу принялись драться. Мы с Адрианой подоспели, когда вся ватага уже каталась по земле, время от времени рассыпаясь в разные стороны, будто песочные статуи, все на одного – нашего. Мы стали звать хозяина, тот прибежал, наорал и разнял их. Но потом, отведя меня в сторону, велел больше не приводить этого цыгана-полукровку в трусах. Кто он вообще? Уж конечно, не родственник: такая приличная семьи, даже вон отец в карабинерах.

Винченцо умылся прямо на мелководье, и не подумав воспользоваться туалетом. Ближе к вечеру, когда жара чуть спала, под соседними зонтиками, словно сговорившись, стали есть дыни, искоса поглядывая в нашу сторону. Мимо, прямо по кромке воды, прошел мужчина с ведром, выкрикивавший «Ко-ко, кокосы! Свежие ко-ко, кокосы!»

– Он что же это, яйца продает? – удивленно спросила Адриана.

– Нет, это такой экзотический фрукт, – еще и на кокос у меня просто не было денег.

Но продавец улыбнулся, увидев, с каким любопытством сестра заглядывает в ведро, и дал ей попробовать кусочек – правда, совсем маленький, на один укус.

Когда мы оделись и направились к автостанции, мне на мгновение показалось, что за спиной раздался дружный вздох облегчения. Я помахала из окошка пятиэтажному дому, где жила Патриция, мысленно пообещав ей вернуться.

– Доеду на следующем, мне надо зайти к приятелю, – сказал вдруг Винченцо и поднялся, собираясь сойти где-то в пригороде. Глядя сквозь пыльное стекло на его удаляющуюся по тротуару темную тень, я уже не знала, что к нему чувствую. Когда водитель дал по газам, он взглянул на меня и приложил указательный палец к губам, но я так и не смогла понять, послал ли он мне воздушный поцелуй или велел помалкивать.

Адриана проспала всю дорогу до деревни, а потом, ночью, жаловалась что обгорела. Дома нас никто не искал, мать только спросила, привезли ли мы фруктов из сада. Винченцо вернулся лишь через два дня, но отец не стал его наказывать – может, даже не заметил или вовсе отказался от попыток исправить сына.

14

– Спускайся, что покажу! Встретимся за гаражом, – позвал Винченцо с улицы.

Мы подошли через пару минут вместе с Адрианой. Бросив на меня косой взгляд, он послал ее на площадь купить сигарет, а сдачу велел оставить себе. В кармане оказалось довольно много денег, и когда он доставал монеты, одна банкнота выпала. Еще один взгляд – и мое намерение отправиться с Адрианой пресечено на корню.

– Ребенок же еще, секреты хранить совсем не умеет, – сказал он, когда сестра скрылась за углом. – Так, жди здесь.

Вернулся Винченцо буквально через минуту. Воровато оглядываясь через плечо, он достал из-под мышки синюю бархатную сумочку, опустился на колени, прямо на землю, раскрыл ее и принялся демонстрировать мне свои сокровища, раскладывая их на окружавшей дом цементной дорожке, как на витрине ювелирной лавки. Похоже, они были ношеными: во всяком случае, бриллианты казались слегка потускневшими. Со всей осторожностью, двумя пальцами он расправил два спутавшихся ожерелья и выложил их рядышком, оставив напоследок небольшую коллекцию браслетов, колец и цепочек, с подвесками и без, сполна налюбовавшись ими прежде, чем взглянуть, какой эффект эта выставка драгоценностей произведет на меня. И был поражен, увидев мое обеспокоенное молчание.

– Что скривилась, не нравится? – разочарованно спросил он, поднимаясь на ноги.

– Где ты все это спер?

– И вовсе не спер, со мной этим расплатились, – попытался оправдаться он тоном обиженного ребенка.

– Это стоит кучу денег. За два дня столько не заработаешь.