Аромат грехов твоих

Лорну показалось, он ослышался, либо Сэм что-то напутал. Определенно путал, ведь жена графа мертва, а тем же утром Ричард видел в обществе Малкольма Розалинду.

– У графа разве есть супруга?

– О да, – Сэм расплылся в рассеянной улыбке. – Очень красивая леди, хотя Бриттани красивее, но я хорошо запомнил графиню.

– Можешь описать?

То, что рассказывал Сэм, не вязалось со здравым смыслом, и Ричард не мог дать себе успокоиться, пока не поймет, что происходит.

– Могу, но… – Сэм замер, чувствуя сходство их беседы с допросом. – Какие-то проблемы?

– Пока не знаю, но ты можешь вспомнить, как она выглядела?

Буллет прикрыл глаза, пытаясь представить образ графини.

– Брюнетка, раскосые глаза, восточные черты лица, прямой нос, пухлые губы. Фигура женственная, типа «песочные часы», на вид женщине лет двадцать пять – тридцать, – четко и сухо изложил Сэм. – Цвет глаз, увы, не помню, но это определенно была супруга графа. Когда случилось происшествие, он лично показал мне в качестве доказательства их свадебную фотографию и даже озвучил стоимость платья, которое было на леди. Баснословные деньги за какие-то редкие аметисты в вышивке.

– Немыслимо…

Лорн пребывал в растерянности. Как такое могло быть? И говорил он отнюдь не о дорогом платье.

Сэм описывал женщину с портрета в холле графского дома, умершую семь лет назад. Как именно покойница могла оказаться на балу в провинциальном городишке? И что потом делала с Малкольмом Розалинда?

Неприятная догадка кольнула разум.

– А это не мог быть грим? Или, например, другая девушка? – спросил он.

Сэм пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:

– А зачем кому-то гримироваться на маскараде? Разве маски недостаточно?

– И все же?

– Все могло статься, настолько внимательно к его жене я не приглядывался. Так почему ты спрашиваешь?

– Пока ни почему, – Ричард погрузился в мысли. – Я расскажу тебе позже.

Детективу действительно следовало подумать, особенно над тем, как проверить свою догадку.

* * *

Прошло четыре дня с последнего сна, и я немного успокоилась, хотя тревога все еще сидела где-то в груди, притаившись, и лишь иногда при невольных мыслях ускоряла биение сердца. Эмили стремительно шла на поправку, с каждым днем ей становилось все лучше и лучше, но ни Дортмунд, ни Трондерсом не давали расслабляться. Ежедневно они приезжали из клиники, проводили осмотр, записывали массу показаний в журналы, удовлетворенно цокали и загадочно хмыкали, довольные результатами.

– Нужно убедиться, что болезнь полностью отступила, – говорили они. – Стоит лишь немного недолечить, и последствия не заставят себя ждать.

Я кивала, соглашаясь, еще активнее кивала Эмили. В доме графа ей нравилось. Она очень быстро смекнула, что чем дольше продлится ее лечение, тем дольше мы здесь задержимся.

В довершение ко всему, прислуга в малышке души не чаяла.

То и дело я заставала экономку Марту приносящей Эмили свежую выпечку. Кухарка Зосси, видимо, нанятая после увольнения предыдущей, баловала сестру апельсинами и экзотическими киви. А вскоре у Эми стали появляться друзья.

В один из дней я увидела, как она играла в оранжерее с сыном конюха – Бартом. Юный сорванец, ровесник сестры, так же, как и вся прислуга, постоянно проживал в поместье вместе с отцом. Матери у него не было, зато обнаружился дворовый щенок, которого они с Эми «тайно» от всех протащили на территорию дома. Разумеется, все были в курсе их маленькой шалости, но прислуга специально закрывала глаза, выдавая сестре в порцию гораздо больше мяса, чем она бы могла съесть за один раз.

Я тоже делала вид, что ничего не замечаю. Меня умиляло стремление сестры заботиться о худеньком долговязом щенке с добрыми глазами и белым ухом, которое ярким пятном выделялось на черной шерсти.

Когда же я спросила у экономки, не будет ли против собаки граф Малкольм, когда вернется, она улыбнулась и со всей уверенностью ответила, что нет. Граф не сильно интересуется псарней, и прокормить еще одного пса, когда тот вырастет, особого труда не составит.

Это меня немного успокоило, потому что было бы весьма обидно, если щенок так и останется бездомным. Невольно вспомнился мой пес Люм из детства, у него, к сожалению, был более печальный конец. Проклятый Вивальд!

Это утро началось для меня так же, как и вчера: Марта принесла на завтрак овсянку и свежую газету. Я бегло ознакомилась с новостями о положении дел в стране. Ничего такого, что привлекло бы мое внимание. Особенно внимательно я пролистала заметки из провинциальных регионов, надеялась хоть в них увидеть что-то, что прольет свет на судьбу девушки, по моей вине оказавшейся на скамье подсудимых.

Но новостей я не нашла, и это внушало определенную долю оптимизма. Возможно, ее все же оправдали, а положительные приговоры мало кому интересны, чтобы попадать в колонки ведущей газеты. И напротив, если бы девчонку приговорили, наверняка какой-нибудь журналист оставил об этом событии хотя бы строчечку. По крайней мере, я себя так утешала.