Аромат изгнания

С тех пор я пыталась быть добрее к Луне, расспрашивала ее о школе и подругах. Она удивилась и обрадовалась этой перемене, но я никак не могла заинтересоваться ею всерьез, и все мои попытки сблизиться повергали ее еще глубже в смятение. Она смотрела на меня пристально, словно хотела сказать: «Не притворяйся, что ты моя мать, я ведь знаю, что ты меня не любишь». Она закрывалась в своей комнате, и я ничего не делала, чтобы ее остановить.

Иногда я была готова открыть дверь и заключить ее в объятия, но так и стояла, держась за дверную ручку, наедине со своими слабостями.

* * *

Стыд душит меня, когда я пишу эти строки, дитя мое. Что ты подумаешь обо мне, о женщине с каменным сердцем, которая не сумела стать матерью? Я хотела бежать от воспоминаний, но слова, слишком долго прятавшиеся в моем аду, рвутся наружу, и я не могу их удержать. Мне бы так хотелось пощадить тебя, рассказать другую историю… Когда я думаю о малышке Луизе, такой восприимчивой, такой чистой, создававшей свои стихи из фрагментов жизни, собранных повсюду, меня охватывает ужас. Утренняя роса превратилась в грязь, и я не могу ничего другого, кроме как свидетельствовать обо всем этом…

* * *

Я любила гулять по Бейруту с Амброй, она была внимательна ко всему и всегда делала забавные и тонкие замечания. Мы шли, держась за руки, танцевали, перепрыгивая из одного дня в другой.

– Смотри, мама, цветы выросли в траве нарочно для тебя!

– Смотри, мама, зеленое солнышко хочет нам что-то сказать!

Я останавливалась и прислушивалась.

– Нет, мамочка, надо закрыть глаза!

Мы закрывали глаза, подставляя лица солнечным лучам.

– Ты слышишь, мама?

Я не двигалась.

– Солнышко говорит, что любит тебя больше неба.

Она клевала мою руку поцелуями.

– Оно говорит, что любит тебя больше всех на свете птиц.

Я прижимала ее к себе. Все торговцы и соседи ее обожали и всегда очень приветливо здоровались с нами.

– Доброе утро, Амбра. Куда это ты идешь?

– Мы с мамой идем поздороваться с птицами и деревьями.

Однажды мы услышали в небе гудение. Это был самолет, а за ним тянулась по небу белая полоса.

– Мама, смотри! Самолет везет облака!

Мы остановились в сказочно красочном саду и играли, как будто мы цветы. Надо было выбрать, какой ты цветок, и стоять, крепко упираясь ногами в землю. Амбра неизменно была розой, я – маргариткой.

– Не смейся, мамочка!

– Почему? Думаешь, цветы не смеются?

Она кинулась к венчику одного из окружавших нас цветов и все остальное время следила за ним, прижав ухо к лепесткам в надежде услышать, как расцветает бутон смеха.

– Да, мама, он смеется!

Мне тоже было предложено прижаться ухом к лепесткам цветка. Я смеялась, лежа в траве, пока стая ворон не потревожила мой покой. Я вся напряглась, я так ненавидела их, но и тут Амбра отогнала страхи.

– Мамочка, вороны глухие? – спросила она.

– Почему, милая?

– Потому что они все время спрашивают: «Как? Как?!»

Она прижалась ко мне, и я забыла все острия мира. Потом она бегала вокруг клумбы с цветами. Теперь она как никогда походила на чудесную бабочку с яркими переливающимися крылышками. Ее волосы будто гнались за ней, колыхаясь на легком ветерке. Она раскинула руки как крылья. Я встала и побежала с ней рядом. Вдруг она остановилась у дерева, листва которого шевелилась на ветру.

– Смотри, мама, кто-то танцует на дереве.

Я обернулась и вдруг почувствовала присутствие Жиля. Жиля, который подарил мне первый в жизни поцелуй под плакучей ивой… Я закрыла глаза и снова почувствовала, как его губы прикасаются к моим.

– Мама, с кем ты говоришь?

– Я говорю с теми, кого люблю.

– А где они?

– Они живут на облаке.

– Мы можем пойти к ним в гости?

– Это они приходят к нам. Закрой глазки. Ты чувствуешь их в своем сердце?

– Как они вошли в мое сердце, я ведь не открывала им дверь?

– Ты хочешь, чтобы они ушли?

– Нет. Я их люблю.

Я долго молчала, обласканная послеполуденным теплом, омытая солнечным светом. Амбра украдкой наблюдала за мной. Она обхватила ручонками мою шею.

– Мама, почему ты грустная?

Я путалась в объяснениях, как потерянный ребенок.

– Это из-за твоей мамы? Знаешь, она не пришла к нам, наверно, потому, что очень занята на своем облаке! Правда, мама?

Я закрыла лицо рукой, чтобы она не увидела моих слез, но скрыть их от нее не смогла.

– Мама, а в слезах плавают рыбки?

Ее бесконечные вопросы всегда начисто развеивали мою грусть. Жизнь не могла устоять перед ее невинностью и становилась прекраснее.

Я живу только для тебя.

Каждый вечер предвещал час разлуки. Я с кровью отрывала себя от этого зачарованного мира. Мы шли обратно по обрызганным светом улицам, держась за руки. Иногда покупали по дороге мороженое. Я вгрызалась зубами в эту летучую жизнь, которая сегодня как будто наконец успокоилась. Неужели надо было отнять у меня все, что я имела, чтобы подарить мне это чудесное дитя? Когда мы подходили к дому, я всегда медлила, мне хотелось, чтобы минуты, проведенные нами вместе, никогда не кончались. Но надо было возвращаться к Луне и Жоржу. Рассказать им, как прошел наш день, дать Амбре поиграть с сестрой.