Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель

К тому же после того, как первое воодушевление миновало, Эмберы почти перестали с ним беседовать, хотя и обращались с уважением, положенным спасителю. Они как будто условились считать его оригиналом, который не любит, чтобы ему докучали, и ничем не смущали его покой. Как будто он сам установил такое правило, как будто это был его каприз. Однажды проходя по вестибюлю, Люпен услыхал, как Жервеза толкует каким-то двум господам: «Он истинный дикарь!»

«Пусть дикарь», – подумал про себя Люпен. И не обращая внимания на странности хозяев, продолжал разрабатывать собственные планы. Выяснил, что на случайность или беспечность рассчитывать не приходится. Мало того что Жервеза всегда держала ключ при себе, она никогда не забывала переставить в замке цифры. Стало быть, Арсену надо действовать.

Некоторые события ускорили дело. Газеты вели яростную кампанию против супругов Эмбер. Их обвиняли в мошенничестве. Арсен Люпен следил за развитием пьесы, за волнениями хозяев и понял: промедление смерти подобно.

Пять дней подряд, вместо того чтобы уходить в шесть часов, как ему полагалось, Люпен запирался у себя в комнате. Считалось, что секретарь ушел. Однако он лежал на полу и следил за кабинетом Людовика.

За пять вечеров благоприятные обстоятельства, которых он ждал, так и не сложились. Люпен ускальзывал среди ночи через черный ход. Во двор вела дверь, от которой у него был ключ. На шестой день он узнал, что Эмберы в ответ на оскорбления врагов предложили провести инвентаризацию сейфа. «Значит, сегодня вечером», – решил Люпен.

После ужина Людовик отправился к себе в кабинет. К нему присоединилась Жервеза. Они принялись проверять содержимое папок.

Прошел час. Потом второй. Прислуга улеглась спать. На втором этаже теперь больше никого не было. Полночь. Эмберы продолжали инспектировать бумаги.

– Пора! – прошептал себе Люпен.

Он открыл окно, выходившее во двор, очень темный, когда не было ни луны, ни звезд. Достал из ящика веревку с узлами и привязал ее к балконной решетке, потом осторожно соскользнул, придерживаясь рукой за водосточную трубу, к окну кабинета. Хозяева задернули плотную штору, и комнаты не было видно. Люпен задержался на балконе, внимательно приглядываясь и прислушиваясь.

Тишина его успокоила, и он осторожно толкнул створки окна. Если никто их не трогал, они должны открыться, потому что после обеда он отодвинул шпингалеты.

Створки приоткрылись. С неимоверной осторожностью Люпен раздвинул их пошире. Просунул меж ними голову и замер. Немного света просачивалось в щель между штор, он заглянул в нее. Людовик и Жервеза сидели возле сейфа.

Они были заняты разборкой бумаг и почти не переговаривались. Арсен Люпен прикинул расстояние, которое отделяло его от них, рассчитал каждое движение, чтобы справиться с обоими до того, как они позовут на помощь, и уже готов был ринуться вперед. Но тут раздался голос Жервезы:

– Что-то я замерзла! Пойду-ка лягу. А ты?

– Я хочу закончить.

– Да ты тут всю ночь просидишь!

– Нет, еще час, не больше.

Жервеза удалилась. Двадцать минут. Полчаса. Арсен тихонько толкнул створки. Шторы зашевелились. Он еще немного растворил окно. Людовик обернулся. Увидев, что ветер колышет шторы, поднялся и направился к окну…

Ни единого крика, никакой борьбы. Несколько точно рассчитанных движений – и Арсен Люпен, не причинив своей жертве боли, завернул ее в штору и связал, так что Людовик даже не увидел, кто на него напал.

Затем Люпен подошел к сейфу, забрал обе папки, покинул кабинет, спустился по лестнице и выскочил с черного хода. На улице его ждал экипаж.

– Спрячь и пошли со мной, – приказал Люпен кучеру.

Они вернулись в кабинет, опустошили сейф, затем молодой человек поднялся к себе, отвязал веревку и уничтожил все следы своего пребывания. Дело сделано.

Через несколько часов Арсен Люпен со своим компаньоном разобрали ценные бумаги в папках. Результат их не разочаровал, поскольку Арсен Люпен предвидел его заранее: состояние Эмберов сильно отличалось от ходивших о нем слухов. Миллионы не исчислялись сотнями, да и десятками тоже. Но в целом цифра выглядела весьма внушительной, а облигации – надежными: железная дорога, государственные фонды, хозяйство города Парижа, Суэцкий канал, северные шахты и так далее. Люпен был удовлетворен.

– Конечно, – заметил он, – когда придет время их продавать, мы много потеряем. Учитывая обстоятельства, придется спускать их по жалким ценам. Но не это важно. Стартовый капитал позволит мне жить на достойном уровне, и я осуществлю кое-какие милые мне мечты.

– А остальные бумаги?

– Можешь их сжечь, приятель. Вся эта кипа должна была произвести впечатление, когда откроют сейф. Нам она ни к чему. Мы спокойно уберем облигации в шкаф и дождемся удобного момента.

На следующий день Арсен Люпен рассудил: ничто ему не мешает вернуться в особняк Эмберов. Однако газеты принесли неожиданную новость. Людовик и Жервеза исчезли.

Сейф открыли весьма торжественно. Правосудие обнаружило в нем лишь то, что оставил Арсен Люпен, то есть пустоту!