Артюр Рембо

«Листьев рой золотой вьется вокруг генеральского дома[90]. — Отсюда по бурой дороге можно дойти до харчевни пустой. — Замок назначен к продаже; ставни сорваны с окон. Священник, должно быть, ключи от церкви унес. — Сторожки в парке пусты. Ограда так высока, что над нею видны только шумливые кроны. Впрочем, там не на что и смотреть»[91].

По словам Верлена, Рембо также хотел написать сборник «Никчемные исследования». Однажды мать спросила его, зачем он это пишет, раз это «ни к чему». Он ответил:

— Ничего не поделаешь, раз пишу, значит, надо!

Бедная г-жа Рембо! Собственные дети подвергали ее пытке: один марал бумагу, другой, Фредерик, чтобы хоть что-то заработать, продавал на улице газеты.

Из Парижа иногда приходили письма от Форена и Верлена. Последний прислал около десятка писем, опубликовано лишь три. Эти документы содержат факты, которые проливают свет на отношения Верлена и Рембо в тот трудный период. Верлен чувствовал себя виноватым, но — не правда ли? — все зло шло не от него; намекая на библейскую Юдифь и на Шарлотту Корде[92], он писал: «Всякие Юдифи и Шарлотты на тебя злы, и даже очень».

Письма Верлена вновь пробудили в душе Рембо ненависть, о которой он начал забывать. Сначала его предали, затем о нем просто забыли; когда он жаловался на скуку, ему советовали поискать работу. На эти любезные предложения он отвечал потоками брани. Его ответы до нас не дошли, но Матильда читала его письма и пришла в ужас. Она приводит небольшие выдержки в «Воспоминаниях»: «Я даже думать не хочу о работе. Черт меня побери» (повторяется восемь раз) или еще: «Только тогда Вы перестанете попрекать меня куском хлеба, когда сами увидите, что я ем настоящее дерьмо!..» Верлен, наверное, намекал на свои финансовые трудности.

Как видим, Рембо окружил себя стеной злобы и презрения; Верлену нужно было через нее пробиться. Поэтому ему пришлось занять позицию кающегося грешника, молящего о милости. Свое письмо от второго апреля, написанное в Сиреневом хуторке, он начинает с того, что благодарит Рембо за то, что тот послал ему партитуру одной «забытой песенки» Фавара (1710–1792) из его произведения под названием «Любовный каприз, или Нинет при дворе»:

В «Забытой песенке» все очаровывает, и слова, и музыка! Я попросил, чтобы мне ее сыграли и спели³. Спасибо за эту замечательную вещь! [Следуют сожаления о содеянном, Верлен пытается помириться с Рембо.] И спасибо за доброе письмо! «Маленький мальчик» понимает, что его справедливо отшлепали, «трусливая жаба» присмирела, она никогда не забывала о том, что нужно страдать, она думает об этом с еще большим — если только такое возможно — увлечением и еще большей радостью, ты ведь знаешь, Ремб.

Да, люби меня, защищай и доверяй мне. Я очень слаб, и поэтому ко мне надо относиться по-доброму. Я больше не буду надоедать ребячьими проделками ни тебе, ни нашему высокочтимому Священнику[93]. Обещай ему, что очень скоро он получит настоящее письмо, с рисунками и другими красивыми штуковинами.

…Но когда же, черт возьми, мы вступим на этот крестный путь, а?

Поль занят перевозкой своего «барахла», гравюр и т. п., с «улицы Камп».

Наконец-то тобой занимаются, тебя желают. До скорой встречи! Она обязательно случится, тут ли, там, но случится.

Мы все твои.

И. В.

Адрес тот же.

Кстати, расскажи мне о Фаваре.

Гаврош тебе напишет ex imo.

Мимоходом Верлен намекает на Кариа и на знаменитый обед «Озорных чудаков». Во втором, недатированном письме Верлен пытается успокоить Рембо, который хочет как можно быстрее вернуться в Париж.