Артур

Мерлин выбрал песню ”Пуйл, Владыка Аннона" — лучший из рас­сказов о товариществе и чести. Он очень подходил к случаю, ведь Мер­лин просил дружбы для Артура, как в предании Араун просил у Пуйла.

Мерлин закончил, но все по-прежнему сидели, словно заворожен­ные. Никому не хотелось нарушать священную тишину, наступившую после вдохновенного пения. Когда же последние отзвуки растаяли в Оран Мор, Великой Музыке, как волны растворяются в породившем их море, мы услышали стук: это Боре, вскочив, уронил скамью.

Боевой вождь взобрался на стол, да так и остался стоять, глядя на Мерлина в священном восторге, потом воздел руки над головой и про­возгласил так, что услышали все:

— Слушай меня, мой народ! Рухнуть мне мертвым на эти камни, если кто-нибудь так певал под кровлей нашего дома! Да за такую пес­ню не жалко... — он ухмыльнулся во весь рот, — и полцарства!

С этими словами Боре спрыгнул на пол перед моим хозяином и за­ключил его в горячие объятья, потом снял золотой зарукавник и на­дел Мерлину к вящему удовольствию всех собравшихся.

Дружинники одобрительно вопили, Бан стучал кубком по столу, требуя еще песню, но Мерлин попросил извинить его, обещав, впро­

чем, что еще споет до отъезда. Не в его обычае было похваляться сво­ими талантами.

Когда стало ясно, что сегодня он петь больше не будет, воины вме­сте с женами начали устраиваться на ночлег. Бан и Боре пожелали нам приятных сновидений и тоже отправились на покой.

Однако возле опочивальни нас поджидал поздний гость: юный ар­фист Рис. Он с ходу заговорил о том, что лежало у него на сердце:

— Много ли у твоего повелителя хороших арфистов?

— Добрый вечер, Рис, — отвечал Мерлин. — Издалека пусть заво­дят речь ветер и волны, так, что ли?

Рис покраснел от собственной дерзости, но не сдался.

— Прости мою прямоту, я обращаюсь как арфист к арфисту и хо­чу услышать ответ.

Наглец! Поставить себя на одну доску с Мерлином!

— Говори напрямик, юноша, — сказал Мерлин, — между друзья­ми неуместна такая скрытность.

Рис ошарашенно замигал и взглянул на меня, ища объяснений.

— Тебе напомнили об учтивости, — объяснил я.

Юноша покраснел еще сильнее, но по-прежнему стоял на своем.

— Увертки претят мне, сударь, если ты об этом.

— Принимаю упрек, Рис, — рассмеялся Мерлин. — Чем могу слу­жить?

— Ноя уже сказал. — Он беспомощно развел руками.

— Тогда слушай мой ответ, — промолвил Мерлин. — У повелите­ля, которому я служу, есть лишь плащ на спине да меч на бедре. Верно, сейчас он собирает дружину и свиту, но арфиста среди них нет. Эта роскошь ему пока не по средствам.

Рис кивнул, словно принял окончательное решение.

— Тогда твоему повелителю Артуру нужен бард, который пел бы у очага о его победах.

(Послушать этого юнца, и можно подумать, что у самого Мерлина в руках весло, а не арфа.)

— Дозволь моему повелителю Артуру прежде обзавестись очагом.

— Тем больше причин взять себе барда, — победно объявил Рис.

— Как иначе ему прославиться и обрести сподвижников? К тому же я владею мечом не хуже, чем арфой, а играю и пою лучше всех в Бенвике. Спроси, кого хочешь.

— Тогда поезжай с нами, если тому не будет помех, — отвечал мой господин молодому арфисту. — Однако, полагаю, твой хозяин найдет,

что на это сказать. Как я погляжу, Боре достоин молвы, которая о нем идет. Уверен, твое искусство много лучше вознаградят здесь.

— Государь наш Боре и впрямь достойный военачальник, — охот­но согласился Рис. — Но его подвиги воспевают четыре придворных арфиста, и (тут все наконец стало ясно)... я последний из них, по рангу, учтите, не по умению. Они завидуют и потому не желают со мной счи­таться.

— Понятно... — Мерлин погладил себя по подбородку. — Да, это и впрямь затруднение. Думаешь, у Артура тебе будет лучше? В этом дело?

— По правде сказать, да, — серьезно подтвердил Рис. — По край­ней мере, много хуже не будет.

— Тогда, коли не боишься вручить ему меч и арфу, то, полагаю, можешь рассчитывать на добрый прием.

На этом мы закончили разговор и не вспоминали о нем до следую­щего дня, когда за полуденной трапезой к нам подошел Боре.

— Храни вас Господь, друзья! — воскликнул он. — Надеюсь, наша простая еда вам понравилась.

— Вы с братом бесконечно добры и щедры, а еда и впрямь замеча­тельная.

— Превосходно! — вскричал Боре, как будто весь день только и ждал этих слов. — Превосходно! — Он сел на скамью рядом с Мерли­ном и угостился хлебом и мясом из нашей миски. — Что я слышу, — сказал он, разрывая руками хлебец, — правда ли, что вы сманили мо­его барда?

— Так Риддерх рассказал тебе о своем замысле?

— Берешь его? — добродушно осведомился Боре.

— Решать не мне, — объяснил Мерлин, — а тебе и Артуру — так я вчера и ответил. Ты его отпускаешь?

Боре некоторое время задумчиво жевал.

— Как ни жаль расставаться с хорошим арфистом, честь обязыва­ет вознаградить тебя...

— Я не прошу награды, — поспешно возразил Мерлин.

— ...вознаградить за вчерашнюю песню, — продолжал Боре. — Я сам, своими устами сулил тебе пол царства!

— Уверяю, ты ничего мне не должен. Я даром получил, даром даю.