— Почему? — еле слышно прошептал я, вглядываясь в поверхность озера, словно ожидал увидеть под ней сплетение мертвых тел.
— Вот что я видел в Провидческой чаше, — проговорил Мерлин.
— Ия пришел слишком поздно. — Он резко повернулся ко мне. — Почему? Спроси лучше ветер — и тот знает больше меня. — Он выпрямился и посмотрел на гладкую, поблескивающую воду, неподвижную в глубоком безмолвии леса. — Но я скажу тебе вот что, — тихо продолжил мой господин. — Здесь все пронизано запахом смерти... он висит... как запах гниющего мяса на земле... как ядовитый туман над топью. Смерть здесь... — И тут он зажмурился и прижал ладони к вискам. Рот его разверзся в пронзительном крике отчаяния и боли. " А-а-а-а!" — крик раскатился над водой и заглох в густой поросли на другом берегу.
Я взял его за локоть, чтобы успокоить. Он медленно открыл гл аза, их ясный золотистый блеск был замутнен скорбью.
— Моргана! — выговорил он сдавленным от горя голосом. — Это ее рук дело...
Он повернулся и торопливо пошел к лошадям. Я задержался еще на мгновение, глядя в прозрачную воду. Озеро, холодное, глубокое и темное, хранило свою тайну. Однако, когда я уже повернулся, чтобы идти прочь, взгляд мой задержало что-то блестящее. Под ногами на гальке лежала маленькая серебряная пряжка,
Повертев пряжку, я заметил, что на булавке остался кусок голубой материи. Мне подумалось, что ее сорвали с одежды силой — сорвали с обладателя и бросили под ноги. Я снова посмотрел на безмятежную гладь озера и следы множества ног на берегу. Холодный страх пронизал меня насквозь.
Я сунул пряжку под пояс, догнал Мерлина, залез в седло и повернул лошадь к дороге, стремясь поскорее оставить это скорбное место.
Мы, не медля, тронулись в путь и в молчании ехали темной чащей. Каждый конский шаг отзывался в голове ужасом при воспоминании о покинутом селенье. Что за преступление там свершилось?
Я ехал первым, и Броселианд казался мне еще более чужим и страшным, чем на пути сюда. Никто из нас не проронил ни слова; Мерлин думал о своем, и я, обернувшись через плечо, увидел, что он кутается в плащ, хотя день выдался теплый.
Мы остановились на ночлег у чистого круглого озерца. Вода окаймляла солнечную поляну, дальше темною стеною стоял лес. С ним соседствовал молодой березняк, а на самом берегу росли несколько кустов бузины и молодые ивы.
Я напоил коней, расседлал их и стреножил, оставив веревку подлиннее, чтобы они свободно паслись между деревьями. Покончив с этим, я занялся лагерем. Мерлин сидел поодаль и рассеянно глядел на меня, погруженный в свои мысли.
Уже смеркалось, когда я пошел к упавшей березе наломать сучьев для костра. Вскоре получилась большая охапка хвороста, и я, подхватив ее, направился назад к озеру. На полпути между березой и водой меня остановил звук...
"Что Это?" — гадал я, прислушиваясь.
Певучий шелест ветра в траве и голых ветвях? Я пошел дальше. Однако чем ближе к озеру, тем звук становился громче.
— Прошу, госпожа, успокойся, — произнес я, — тебе нечего страшиться.
Она отняла руку от лица, но продолжала держать ведро так, словно сейчас бросит его в меня.
— Кто ты? — голос у нее был грудной, тягучий.
— Путник, — отвечал я, — слуга знатного человека, который ждет меня возле озера.
Я указал на ивы впереди.
Она взглянула на ведро в своей руке, словно предъявляя мне его в подтверждение своих слов, и промолвила:
— Я пришла за водой.
— Так набирай. — Я снова двинулся к озеру. Она колебалась. — Идем, никто тебя не обидит.
Она нехотя последовала за мной, шагах в двух позади. Мы подошли к тому месту, где сидел, опершись спиной об иву, Мерлин. При нашем приближении он открыл глаза, увидел девушку и встал.
— Она пришла за водой, — сказал я, бросая хворое! на землю.
— Добрый день, госпожа, — приветствовал ее Мерлин. — Ты, наверно, живешь где-то совсем близко. Мы не видели селений в этих краях.
— А тут и нет селений, господин мой, — отвечала девица. — Мы с отцом живем одни... — она обернулась и махнула рукой, — вон там.
— Быть может, нам следует засвидетельствовать почтение твоему отцу, — сказал Мерлин, — раз мы проезжаем через его земли.
Девушка прикусила губу и свела брови. Мне больно было видеть такое смятение, и я легонько тронул ее за руку. Кожа оказалась теплой и мягкой.
— Не бойся, — сказал я, — мы люди честные.
Она улыбнулась и потупила взгляд.
— Не сочтите за обиду, господин мой. Просто... отец уехал охотиться, и я одна. — При этих словах она вскинула голову и посмотрела Мерлину прямо в глаза.
— Как тебя зовут, девушка? — спросил он.