Он в ответ снимает смокинг. Рубашка у него и так не застегнута до конца, и он, справившись еще с парой пуговиц, стягивает ее через голову. При виде мускулистого торса и подтянутого живота у меня пересыхает во рту. Он мягко обхватывает мою лодыжку, сгибает мою ногу и, опустив голову, целует залепленную пластырем царапину на колене, а потом закидывает мою ногу себе на талию и взбирается на кровать.
Следующий поцелуй выходит куда более страстным, чем предыдущий. В каждом прикосновении – обещание любви, убежденности, доверия. Я так хочу стать к нему еще ближе, мне это
Я тяну его на себя, заглядываю в глаза.
– Я настроена серьезно. – Я задыхаюсь, но мне нужно его убедить. – Ты сомневаешься во мне?
Темные ресницы трепещут.
– После колеса обозрения я решил, что все кончено. – Голос у него сбивается, в нем слышна тревога. – Я был готов прожить остаток жизни без тебя. Казалось, у меня сердце из груди вырвали.
– Я тебя не оставлю, – шепчу я. – Никогда не оставлю.
Я глажу его по щеке, он накрывает мою руку своей. Наши взгляды встречаются, и меня переполняет любовь к нему – такая пылкая, что тесно в груди.
Думаю, с тех самых пор, как он впервые начал меня подкалывать, он знал правду. Знал все эти годы, пока мы то сходились, то расходились. Знал, что мое сердце принадлежит ему.
– Я люблю тебя, – говорю я.
Глаза у него блестят. И мы целуемся, цепляемся друг за друга и отдаемся ночи бесконечного блаженства.
Глава тридцать шестая
На следующее утро я просыпаюсь от того, что одеяло сбилось в ногах, а руки у меня вытянуты над головой. Я резко сажусь, прижав к груди подушку. Повернувшись, вижу, что Натаниэль еще спит. Он лежит на животе, повернувшись ко мне лицом, и пряди волос падают на лоб. Он такой красивый в лучах утреннего солнца, что я совершенно забываю о любой неловкости. Потянувшись, убираю пряди волос, чтобы они не лезли ему в глаза.
У меня урчит в животе. В последний раз я ела вчера днем, довольно рано, и теперь просто
Я потихоньку сползаю с кровати.
– Сори?
Оглянувшись через плечо, вижу, как Натаниэль медленно садится в постели. Когда он подтягивается повыше, мышцы рук напрягаются. Заметив, с каким восхищением я смотрю на него, он улыбается, а потом тут же хмурится. Пошарив в постели, он выуживает откуда-то плюшевого пикачу.
– Сори, как ты вообще здесь спишь? У меня такое ощущение, что они за мной наблюдают. – Он скидывает пикачу с кровати. Проследив за его полетом, я понимаю, что на полу уже валяется несколько десятков мягких игрушек – видимо, Натаниэль раскидал их, пока я спала.
– Как ты мог? – осуждающе шепчу я, уставившись на него.
Однако он непреклонен.
– Они переживут.
– Это их постель. А ты – нарушитель.
– Прости, если нарушил их мирное существование и, наверное, еще и психологически травмировал на всю оставшуюся жизнь, – он ухмыляется, и на щечках появляются ямочки.
Он так уверен в себе, даже
Натаниэль тут же идет на попятную и придвигается ближе.
– Я готов извиниться перед каждой твоей игрушкой, если тебя это осчастливит.
Я киваю.
Он целует меня, забирая подушку у меня из рук.
К тому моменту, когда мы отрываемся друг от друга и выходим из комнаты, уже позднее утро. Я даю ему футболку, которую обнаружила дома в день его ухода.
– Я сама постирала ее и погладила. – Он тут же натягивает ее. – Аджумма уехала на спа-курорт с подружками.
Натаниэль хмурится:
– И ты всю неделю была одна?
– Да. Теперь ты чувствуешь вину за то, что бросил меня? – я умалчиваю, что причиной его ухода была
Вместо этого он серьезно кивает:
– Такое больше не повторится.
Спустившись на первый этаж, мы обыскиваем кухню. Натаниэль сооружает бутерброды и накрывает на стол. Я жарю яичницу с беконом.
Завтрак готовится долго – мы то и дело украдкой целуемся, а это отвлекает. Зато съедаем мы все за пятнадцать минут, потому что оба страшно проголодались.
– Сбегаю в магазин, куплю кофе с мороженым, – предлагает Натаниэль. – Хочешь еще что-нибудь?
– Нет, спасибо. – Я отношу тарелки в кухню и как раз загружаю их в посудомоечную машину, когда слышу шаги. Значит, Натаниэль уже вернулся.
– Быстро ты, – кричу я, выходя из столовой.
Посреди коридора стоит мой отец.
– Абодзи. – Меня сковывает льдом.
Он ничего не говорит, только смотрит на меня, и я
Тут дверь открывается, и я переживаю второе потрясение за утро, потому что в двери входит мама. Она даже не удивляется, увидев отца. Должно быть, знала, что он здесь будет. Он что, велел ей прийти?
– Г-где Натаниэль? – спрашиваю я ее. Они явно его видели, иначе и быть не может, он же ушел всего пару минут назад.