Асфиксия

Выходит грубо и тихо, но Тоня, всхлипнув и отерев каплю крови с губы, ретируется за дверь. Я не знаю, сколько мне нужно выдержки, чтобы через десять минут не начать вызванивать адвоката с признанием в убийстве и требованием вытащить мою задницу из-под сто пятой¹. Слетаю вниз по ступеням, пока эта сука в чёрном неловко поднимается на ноги. Вновь роняю на бетонный пол, всё без лишних звуков и угроз. Когда ярость настолько ослепляет, нет сил ни на слова, ни на бесполезные выкрики. Только желание разорвать, расхерачить морду так, чтобы кулаки до костей содрать. Чтобы морда его в кровавое месиво превратилась.

Бью долго и со смаком. Хруст, хлюпанье – шмотки плоти с алыми каплями на бетон падают. Была бы под рукой арматурина – приложился бы от души. Удар пропускаю, он в висках болью отзывается, но сейчас мне это даже нравится. Чтобы не просто так душу из этого гондона вытрясти, а получить в ответ, потому что это разозлит ещё сильнее, а недодать ему нельзя. По полной должен получить, чтобы больше не имел права моё трогать. Даже дышать рядом с Тоней не мог бы. Физически – в первую очередь.

– Пошёл на х*й отсюда, и чтобы дорогу сюда забыл, сука.

Слова тихо произношу, с таким придыханием нехорошим. Не потому, что устал, а потому что злость всё ещё в венах вскипает. Но знаю – если не остановлюсь, прикончу тварину к чертям.

Не знаю, откуда он силы берёт, чтобы подняться, да мне на это и насрать. Сам встаю следом, смотрю, как мужик этот пошатываясь вниз спускается. А сам возвращаюсь наверх. Сейчас главное – понять, что с Тоней всё в порядке, остальное – неважно.

С остальным мы как-нибудь разберёмся.

Дверь в квартиру Тони приоткрыта. И это порождает ощущение ледяного озноба, пробегающего по позвоночнику. Толкаю рукой кажущуюся хлипкой преграду, и она распахивается, являя моему взору сидящую на полу Тоню. Прижимает колени к груди, дрожит всем телом, но глаза сухие. Наверное, это даже плохо – когда баба рыдает, значит, можно справиться с её истерикой.

Взгляд на меня переводит, когда в квартиру вхожу. Всё тот же – испуганный, когда глазами своими огромными на меня смотрит. Только теперь это ни черта не заводит, а злостью по нутру разливается.

– Ты почему, не заперлась?

Выходит тихо и угрожающе. Дёргаю её на себя, поднимая с пола, обхватываю за плечи и встряхиваю.

– Ты какого хера не заперлась?

Она вцепляется в мою одежду, всхлипывает – судорожно, рвано, будто кислорода глотнуть не может.

– Я… я… тебя ждала…

Ждала она меня, б*дь. От слов этих злость испаряется, замещаясь какой-то уродливой эйфорией. Вроде мою женщину только что едва не насиловала какая-то коллекторская сука, а я рад по уши, что Тоня меня так рада видеть, что держится за меня, будто за спасательный круг.

– Со мной нормально всё, – заверяю её, хотя морщиться хочется от того, как костяшки саднит. Впрочем, это всё ерунда. Отстраняю от себя Тоню, поворачиваю её лицо к свету.

– Ударил?

– Несильно.

Сука. Надо было ему нос в затылок воткнуть, чтобы не то, что трогать Тоню, рядом с ней дышать бы не смел.

– Иди в ванную, я сейчас.

Она слушается беспрекословно, направляется по коридору влево, где расположены две двери, а я иду осмотреть квартиру. Не то что страдаю излишним любопытством, просто важно вдруг становится всё – понять, как живёт здесь Тоня, какие вещи её окружают, даже вид из окна интересен. Что это? И сам не знаю.

В крохотной, – метров шесть, не больше – кухне обнаруживается початая бутылка дешёвого коньяка, которую прихватываю с собой. Всюду бедненько, но чистенько, хотя порой и проглядывают следы присутствия неряшливого мужика, который наверняка срёт сразу, стоит только его дочери прибраться. На одном из стульев – грязный носок, в раковине – пара окурков.

Сам источник дерьма в жизни Тони обнаруживается в одной из комнат. Спит так, что от храпа едва стены не дрожат, а выхлоп изо рта почти что с ног сшибает. Нехорошее чувство внутри рождается – желание убить. Просто выдернуть подушку из-под головы Тониного отца и накрыть морду эту ненавистную. Подержать минуту, чтобы больше в такую хрень дочь свою не втягивал.

– Кир! – будто прочитав мои мысли, зовёт меня Тоня, и я поспешно выхожу из комнаты. В ней как раз такой беспорядок, который наверняка был бы везде в квартире, если бы этот хрен жил один. Впрочем, ему и предстоит остаться одному.

– Я здесь, – вхожу в ванную и киваю на бортик. – Садись.

Она уже успела стереть с губы кровь – в раковине лежит испачканное красным полотенце. Интересно, сможет кто-нибудь выяснить, из какой именно конторы приходил сегодня этот коллектор? Наведаться бы туда и спалить там всё ко всем чертям.

– Пей.

Протягиваю Тоне бутылку коньяка, которую она забирает дрожащими руками. Её колотить начинает – я знаю это состояние, когда напряжение отпускает, и невозможно справиться с крупной дрожью. Сомневается, но я настойчиво подталкиваю к ней бутылку:

– Пей!

Жадно глотает коньяк, но тут же начинает кашлять и задыхаться. На глазах слёзы выступают, но почти сразу дрожь стихает.

– Он тебя не тронул? Ну, в другом смысле…