Асфиксия

Дёргаю её наверх, понуждая встать. Это – бесконтрольная звериная потребность брать. Только с ней она такая. Животные инстинкты на поверхности, какие-то совершенно сумасшедшие, будто под кожу миллиард игл впились.

Толкаю её к заплёванному подоконнику, приподнимаю за талию, понуждая сесть, и всё это время трахаю рот Тони языком. Клянусь, если хоть что-то подобное с ней делал до меня хоть один мудак, найду того и сотру в порошок.

Мы будто два безумца и кислород у нас с ней один на двоих. В друг друге – мне так нужно в это верить.

Задираю юбку Тони до талии, на ней чулки и крохотные трусики. Б*я… если она оделась так для Ларина, я за себя не ручаюсь. Вбиваюсь в неё сразу двумя пальцами, слышу стон боли и удовольствия.

– Он тебя драл?

– Кирилл… пожалуйста….

– Ответь мне… ты с ним трахалась?

– Нет.

Я верю ей беспрекословно. Даже если врёт. Даже если это последнее слово, которое я от неё услышу, я ей верю.

Она неловко двигается, опираясь руками на подоконник позади себя, а мне нужно сейчас, чтобы кончила – вот так, на моей руке. И её короткое «нет» рефреном звучит в ушах.

Свободной рукой разрываю блузку, высвобождаю грудь, стащив бюстгальтер вниз. Рот наполняется слюной от вида того, как темнеют соски на белоснежной коже. Впиваюсь в один из них ртом, прикусываю зубами, так и продолжая иметь Тоню пальцами, и слышу громкий вскрик.

Пусть хоть одна сука попробует выйти из своей чёртовой квартиры… Но нас окружает только безмолвие. И шорохи. Расстёгиваю штаны, обхватываю член, сжимаю, чтобы не спустить раньше времени. Мне нужно в Тоне быть, когда кончать буду, нужно, чтобы она вся была мной наполнена. Семенем моим, когда мы отсюда уедем. Это как знак принадлежности мне. Мне одному.

Она кончает – бурно, громко, впивается ногтями в мои плечи, даже через одежду причиняя сладкую боль. Не даю насладиться оргазмом, вытаскиваю пальцы и сдёргиваю Тоню с подоконника. Разворачиваю спиной к себе и вставляю член сразу на всю длину в судорожно сжимающееся вокруг него влагалище.

Какая же она… горячая, влажная, только моя.

Руку на затылок, заставляю опуститься грудью на подоконник. Вижу отражение её в замызганном окне. Как она глаза закрывает, губу закусывает, чтобы не кричать, хотя так хочется, чтобы орала на весь этот подъезд. Как соски напряжённые касаются белого пластика, и всё это время трахаю – на полную, до боли в пояснице, хочется продлить эти мгновения, но не могу. Не выдержу больше.

Приподнимаю её за подбородок, понуждая распрямиться, и ловлю в отражении её взгляд. Прикусываю изгиб шеи и взрываюсь. В ней, с ней, для неё.

– Ты моя. Запомни это, – едва шепчу, так и продолжая двигаться, когда оба приходим в себя. – Только моя.

Она так и продолжает постанывать, когда замираю в тесной глубине. Не хочется больше двигаться, выходить из Тони. Не хочется ничего решать, слышать то, с чем придётся спорить. Просто замереть бы вот так, когда по венам – эйфория, до одури. Но я давно потерял право на эту роскошь.

– Кир… ты не представляешь, что наделал, – прерывисто шепчет Тоня, когда обхватываю её лицо ладонью и поворачиваю к себе, чтобы скользнуть губами по скуле. Так и продолжаю вжиматься сзади, не хочу никуда отпускать.

– То же самое могу адресовать и тебе.

Замираю на уголке губ, они пересохли от стонов и криков. Член снова каменеет, приходится разорвать наш контакт и застегнуть штаны. Тоня тоже быстро оправляет юбку, возвращает на место блузку. Продолжать это сладостное безумие – означает вероятность проиграть. А это последнее, чего сейчас хочу.

– Ты сама-то понимаешь, что наделала, когда к нему ушла? Или думала, что я вот так просто в сторону отойду?

Слова цежу тихо, отрывисто, снова начиная злиться. Этот бешеный коктейль изо всего, что рождается рядом с Тоней, он какой-то… у меня даже слов нет, чтобы его описать. Вены изнутри выжигает, как будто в них кислоту запустили.

– Надеялась на это. – Она разворачивается лицом ко мне, складывает руки на груди, но взгляд отводит. И усмехается, горько так, будто на губах не вкус моего поцелуя, а полынь.

– Может мне тогда сейчас по-тихому съ*баться? Чтобы вам не мешать. М?

На мгновение взгляд на меня переводит, а он острием по нервам режет. И вроде хочется стереть расстояние между нами, в себя дурёху вжать и сказать, чтобы она больше не смела делать вот так, когда сама что-то там решила под воздействием обстоятельств. Но я не могу. Только не теперь. Пусть поймёт, что заварушка, в которой мы с ней в авангарде событий, – это не игрушки.

– Кому нам, Кир? Кому? Ты сам веришь в то, что спрашиваешь?

– А во что прикажешь верить? Ну, ответь. Во что? Я своими глазами видел, как ты с ним разъезжаешь, квартиры скупаешь, по театрам вон широёб*тесь. Так во что я верить должен?

С площадки сверху доносится шум. Один из жильцов очень «вовремя» решил выгулять своего кабысдоха. Проходит мимо нас, делая вид, что ему не интересно, а у самого взгляд так по Тоне и бегает, за что тут же хочется сломать ему нос, на котором едва держатся круглые очки.

– Я ему долг отдать хотела. Он сказал, что…