Ashen crown (СИ)

Простое объяснение. Сбежать, чтобы уединиться в другом убежище. Тэхёна лишь расстраивал клубок верёвок, что принёс Чонгук и сделал на них акцент, кинув у порога. Расползшиеся белые змеи. Они норовили опутать его запястья и щиколотки. И Тэхён позволит. Если предположить, что Чонгук накачает его наркотой, переезд заплывёт туманом, и вспомнить будет нечего. Впрочем, забыть - гораздо приятнее.

Тэхён осторожно взглянул на него с надеждой развеять наваждение, но Чонгук крепко держал его за руку, Чонгук укладывал голову ему на колени и требовал внимания, смотря как-то по-особенному. Он тёплый, явный и ни капельки не ручной, не хозяин и не раб, не мучительная доза, он тот абсолют, в каком не стыдно захлебнуться. Иными словами, Тэхён благословлён и проклят, обречён и вдохновлён. Понимание того, что заключение приравнивается к моментальному освобождению из-под стёртых заржавелых оков. Образцово настоящим Тэхён себя не чувствовал почти ни с кем.

Медленно и сонно Чонгук целовал его грудь, облизывая шрам. Тэхён потушил бычок о диванный подлокотник и вздохнул.

— Эй, когда я услышу о своей матери? — Тэхён оттянул его за волосы, добавил стальных ноток. — Я хочу знать всё.

До правды докапываться не так интересно, как наблюдать нарастающую злость Чонгука, способного отомстить уничтожением.

— Всему своё время, — шепнул он ему в губы и, прикусив, замер.

— Говоришь, как какой-нибудь старпёр, — сладостная усмешка.

Болезненно чувственный поцелуй, соскоб ногтем излишне нежной после пара кожи. Чонгук оставил тонкие царапины на его шее и отстранился. Юноши привязанные, зависимые. Мальчики в них намного хуже, чем раньше, испорченные. Дети оставленные, одинокие. Младенцы и вовсе беззащитные. Две сферы вроде душ - слишком тонкие для этого мира.

— Тэхён, ты же понимаешь эту штуку, да? — вкрадчивый шёпот Чонгука вызывал мурашки. — Возвращаться нам некуда.

Никакой Сицилии, прежних бессмертных заветов. Тот чистый лист, в который их вписывал Чонгук, Тэхёну виделся непоправимо грязным. А главы до этого вырваны и выброшены. Тэхёну казалось, что он пытается смять листы и, скомкав, съесть. Но не избавиться. Потому что как ты вырвешь то, из чего ты наполовину состоишь?…

Спустя долгие часы голода Тэхён ощутил божественный вкус пищи. Прожаренного мяса. Ел охотно и молча, всё подряд. Тарелки пустели моментально. Как для оторванного от обыденной жизни мужчины, Чонгук действительно хорошо готовил. Правда, сам почти ничего не съел: принялся точить нож. Тэхён предположил, что так он справляется с волнением.

— Мне много где приходилось бывать и многое делать, — сухо ответил Чонгук на похвалу. — Я смотрю, запоминаю и могу повторить с первого раза.

— Ты всегда был таким, — согласился Тэхён. — Хренов задрот.

Не споря, Чонгук мило улыбнулся. Из них троих он стремился обогатиться знаниями с завидным рвением. Как будто предчувствовал, что эрудиция пригодится. Не будет лишней.

У Тэхёна крепкие сомнения относительно того, следил ли за ними кто-нибудь. Чонгук выходит сухим из воды, если учесть, что обращался, как со щенком ради его же безопасности. Может быть, и бил тогда потому что планировал сформировать у кого-то ложное представление? Годное оправдание. Тэхён зацепился за него и выкинул из расписания серию наводящих вопросов. Чем меньше он знал, тем меньше хотелось.

Около полуночи их накрыло и втянуло в озверелый секс. Приставив нож к горлу Тэхёна, Чонгук остервенело двигался в нём, выпытывая стоны, пресекая попытки нечаянно дёрнуться. Напарываясь на острое, Тэхён ощущал теплоту текущей по шее крови, сжимал пальцы на покрытых венами предплечьях. В нём кричали все бляди, в каких он когда-либо побывал, истерзанные, изувеченные.

Чонгук вложил орудие ему в ладонь и разрешил подрезать себя, пилить. Сев на его член и жертвенно целуя, Тэхён водил по его животу тупой стороной лезвия. В условиях тряски и приближающейся кульминации слишком высока была вероятность вспороть Чонгуку печень, и без того пострадавшую когда-то. Сотрясаясь и кончая без рук, он всё-таки смазал порез аккурат по ребру.

Стряхнув с себя Тэхёна с беспредельной грубостью, Чонгук кончил ему на лицо, обмазал головку о дрожащие ресницы, а те, будто искусственные, не могут не нравиться. Не раскрывая век, Тэхён по наитию потянулся выше, и Чонгук слизал собственное семя, замуровывая в объятиях.

Измазанные в липкое, они довольно улыбались, ласкаясь, пока тишина легонько не треснула надвое.

Приложив ладонь ко рту Тэхёна, Чонгук настороженно глянул в сторону, напрягаясь всем телом, переходя на внимание нечеловеческое. Мучительная одышка Тэхёна перекрывала доступ к требуемой тишине, и Чонгук, приказав молчать, поднялся и быстро натянул джинсы, схватил пистолет и нож. Выглянув в окно, вернулся и ударом приклада о висок ненадолго выбил из Тэхёна сознание. Ради его же блага.

***

Чимин подозревал, что ему аукнется рано или поздно. За годы верной псиной службы. Службы хранителя и агнца. За благие намерения. В конце концов, чувства - это поезд, которым управляешь не ты.