Ashen crown (СИ)

Пробуждение не принесло хороших вестей. Хосок уже знал, что проспал нечто важное и, безутешно горюя ночами, касался губами подаренного креста. Падре покинул его, чтобы воздать чужакам по заслугам и вернуть справедливость в город, за какой не призван бороться. Хосок не понимал его слепого рвения, не видел смысла в отстаивании прав вдруг ставшей обездоленной мафии. В конце концов, они достаточно натерпелись и рискнули, едва не разбились и не отправились прямиком на небеса. И всё равно, он ушёл, покорный долгу и чести. Потому что земля ему ближе.

Два дня Хосок косился на предложенные костыли и не мог поверить в новое средство передвижения. Выглядело сродни предложению самолично отпилить себе ноги. И Хосок противился, беспомощно ползал по кровати, выкручивался и, преодолевая стыд, справлял нужду в неудобное судно. Задубев от лежания, он пробовал сделать самостоятельный шаг и около часа после не смел больше спустить ног: невыносимая боль, ударившая в щиколотку, испугала его до дрожи, пустив волны холодного пота по спине. Страшнее всякой смерти - хромота. После многих лет головокружительных танцев вероятность сломаться мерещилась сбывшимся фильмом ужасов.

Стоило немалых усилий не сорваться. Хосок успокаивался чувством, что Юнги где-то рядом и оберегает его. Он помнил строки Священного Писания, которые Юнги шептал ему ночами по одной из маленьких капризных просьб, произносимых на ушко так томно, что руки святого отца зажимали точёную талию в тиски. Когда разгорячённой кожи касалась его ладонь, и губы придирчиво изучали шею, слушать что-нибудь успокаивающее в противовес рвущемуся пульсу - особенно приятно. Из часа в час, какие тянулись дольше, чем вся жизнь, Хосок думал о нём и едва ли не молился.

«У Юнги были разумные причины», - как сказал его старый знакомый - Намджун, к которому Хосок не питал великого доверия, но вынужден был принимать его помощь, подносы с едой и компанию в целом.

— Он что-нибудь сказал о том, куда направится? — удрученно спросил Хосок у Намджуна, читавшего книгу в дальнем углу палаты.

— Нет, ничего такого.

— Но ты знаешь точно, как подсказывают навешанные мне на уши спагетти, — Хосок жестом изобразил накручивание невидимых спиралей.

— Женская интуиция, что ль? — Намджун поднял насмешливый взгляд.

— Она самая, — поморщился Хосок, поправляя себе подушку. — Знаешь что, чёрт побери? У тебя напрочь отсутствует чувство такта, вояка.

Намджун рассмеялся, но успокоился быстрее, чем Хосок успел прикинуть, насколько в лучшую сторону его меняет хорошее настроение.

— В любом случае, мне велено присмотреть за тобой, а не бросать вослед, как пушечное ядро, как только очнёшься. Согласись, что так правильнее.

Именно обещанием, данным Юнги, и продиктована забота, а не искренней заинтересованностью в благополучии Хосока, как пациента. Присмотревшись к выражению лица и вслушавшись в одухотворённые воспоминания Намджуна о Юнги, Хосок неожиданно понял тайный мотив и, вздрогнув, нарочно не касался темы прошлого, надеясь выбраться отсюда поскорее и сберечь нервы.

Ослабленное здоровье потихоньку восстанавливалось, и изоляция уже не казалась столь безысходной, к тому же, если не заострять внимания на занудстве, Намджун вполне приятный собеседник, пусть он и вызывал странные подозрения. Если бы не Юнги, правда, общего - ни грамма. Намджуну не нравились женские штучки, мода или танцы, а о службе и пустынях Хосок толком ничего не знал и готов был слушать о войне лишь из одних уст. Поэтому порой они упорно молчали.

Хосок ждал, что Юнги свяжется с ним каким-нибудь образом, но будни добивали однообразным спокойствием, и Намджун не передавал приветов. Придерживаться хладнокровия становилось труднее. Клиника не то засекреченная, не то под попечительством доблестных служб, но ни других пациентов, ни бродивших без дела докторов Хосок в коридорах не увидел. Ко всему прочему, здесь отсутствовали средства связи с внешним миром. Подтверждая догадку, Намджун пояснил, что здесь проходят лечение военные и федеральные агенты. Ничего необычного Хосок в том не нашёл.

— Я такое в кино видел.

— Не сомневаюсь. Только это не кино, — с нажимом отвечал Намджун.

И вот очередной долгий осмотр, задевший Хосоку ключицы, плечи и грудь, сменивший уродливый гипс на щиколотке удобным бандажом, окончился простейшим выводом и прямым оценивающим взглядом. Намджун придирчиво всматривался в него, как если бы собирался вписать в эпикриз годность для Мин Юнги.

— Твои дела неплохи, так что нахождение в стационаре уже не обязательно. Я тебя выписываю.

— Очаровательно, док. Какая честь, — фыркнув, Хосок застегнул рубашку и потянулся к костылям, тяжело вздохнул, словно ощущая вес потерянного в больничной койке времени.

— Скажи честно, эта херня пройдёт?

— Не забывай прописанную мазь, лёгкий массаж и отсутствие нагрузок ещё с месяца два-три, и… — Намджун заметил, как Хосок стиснул зубы. — И может быть.

Его проводили к выходу. Он уже видел, как возвращается к своим, находит Чимина, целует Юнги и, наверное, пинает его за выходку беспредельного геройства.