Не могу в подобное поверить! Ещё вчера эти женщины люто враждовали, друг друга ненавидели, старались ощутимо укусить за ляжку, прокрутить сосок и плюнуть в симпатичную мордашку, а сегодня, видимо, намерены, разложить одну пляжную подстилку, на которой раскурят трубку мира и ударят по ручонкам, задумав безупречный мастер-план.
— Ты возражаешь?
— Всё равно. Просто…
— Мы общаемся, Костя, и не более того.
Утешает? Радует? Или на что-то путное благословляет?
— Так! — оборачиваюсь ещё раз, чтобы одним глазком взглянуть на Тимку. — Отлично. Идём, а то там народ заждался. Эти мальчики желают жрать! — прыснув, заключаю. — Троглодиты! Окрошку им не наливать, жена. Пусть употребляют свой шашлык и рыбу.
— Я бы от рыбки тоже не отказалась.
— Дружи со мной, — обняв её за талию, сильнее прижимаю. — Я соскучился, — целую солнечный висок и всё-таки немного отпускаю. — Вперёд, Цыплёнок. Нас ведь ждут великие дела! — шлёпнув по женской ягодице, подгоняю в путь.
— Тебе кто-то звонил? — переплетает наши пальцы и тянет за собой.
— Никто. Старый знакомый интересовался состоянием моего здоровья. Это? — свободной рукой указываю на собранную сумку. — Иди туда…
— Мы думали, что вы с Асенькой забыли о нас? — затягивается никотином Фрол. — Затянул интим? Старый ты развратник, босс! Итак, куда дели моего крестника? — гуляет по мне взглядом, словно я спрятал сына, утрамбовав его себе под кожу.
— Отдыхает. Не наигрался по дороге?
— У-у! — причмокнув, выпускает серый дым из раздавшихся ноздрей, ушей и рта.
— Ромыч, ты здоров? — поворачиваюсь к помалкивающему Юрьеву.
— Ей весело, когда она не со мной, — кивком указывает на Ольгу, которую просто-таки разрывает от безудержного смеха. — Посмотри, как искренне хохочет. Давно не видел радость на её лице.
— Пусть отдыхает, — поворачиваюсь к той компании спиной.
— Типа терапия? — с надеждой смотрит мне в глаза.
— Называй, как пожелаешь, но Ася подружилась с ней.
Что, если честно, очень странно! Ольге, если персональная карточка из отдела кадров не врёт, будет совсем скоро тридцать восемь лет. Что между ними общего и где находятся болевые точки их соприкосновения? Возможно, Цыпе не хватает серьезного общения и разговоров по душам с той, которая через нечто страшное прошла.
— А я вот даже не могу к ней подойти, чтобы не вызвать приступ непрекращающейся рвоты. Прикинь, а? Блюет, сплевывая желчь, и смотрит волчьим взглядом. Ненавижу!
— Ром, скоро всё пройдет.
— Надеюсь, босс. Только это и осталось. Ждать и верить, верить и надеяться.
А ещё эту женщину искренне любить!
— Наладится, — хлопнув по плечу, пространно заключаю. — Все ведь в курсе, Юрьев. Никто уже не осуждает. Полгорода ополчилось на неё, а вторая половина топила за то, чтобы впаять тебе полный срок. Помнишь ведь? И что? Переморгали? Но было трудно! Превозмогли и победили? По-видимому, ты считаешь, что вывезли, руководствуясь одной лишь долбаной надеждой? Прости, но без титанической поддержки от друзей, родных и близких, а также вашего труда здесь стопудово не обошлось. Чего ты скалишься, Сашок? — смотрю на жуткие гримасы, которые корчит наш начфин. — Хочешь, что-то, по всей видимости, от себя добавить?
— Хочу!
— Не надо, — прикрыв глаза хрипит Роман.
— Извини, уже настроился. Не обольщайся, Юрьев. У твоей красотки обыкновенная истерика. Такой женский неопознанный научными светилами психоз. Дружок, но я, конечно же, с тобой! Уверен, что ты встанешь когда-нибудь на нужный путь, если раньше срока не загнешься, пока будешь настойчиво надеяться на нечто лучшее, — с не пойми каких делов не к месту остужает пыл Фролов. — У неё точно не все дома, Ром. Не обижайся, но ты терпила-импотент.
— А ну заткнись! — прожевывая фильтр, говорю. — Какого хрена? Иди помни сиськи Инге? Сбрендил, писька ты чумная?
— Что? — теперь шипит начбез.
— Она гуляет с другими, а ты вздыхаешь за этой стервой, как недолюбленный положительный герой. Сколько уже прошло…
— Закрой, ублюдок, рот! — сжимает кулаки Роман. — Если ни хера не знаешь, так и не лезь сюда. Костя! — с рыком обращается ко мне. — Я тебя предупреждал?
— Тихо-тихо. Я помню, — стряхиваю пепел. — Саша, мы эту ситуацию больше в нашем тесном круге с некоторых пор не обсуждаем.
— Пиздец! Красов, ты, что ли, тоже идиот?
— Не забывайся, писюша, — сцепив плотнее зубы, цежу, не раздвигая губ. — Твой сарказм стало тяжело переносить. Язвительность достигла апогея, а лично ты перестал различать реальность ото сна. Довольно! Не покрывай дерьмом великолепное настроение.
«Костя, ты не забыл меня?» — смотрю в экран, на котором снова реет сообщение от Смирнова.
— Фото помнишь?
— Заткнись! — сипит Роман.
— Ты посещаешь банк спермы, Юрьев. Знаешь, дорогой дружок, о чем это говорит?
Послушать бы его теории в другое время, да при иных обстоятельствах, а сейчас, похоже, будет взрыв, возможно, с небольшим кровопролитием, потому как Юрьев лезет на рожон и прёт на Фрола, как говорится, с шашкой наголо.
«Я позвоню?» — трещит Сергей.
«У нас небольшое торжество» — шустро набиваю объяснение.