АСКЕТ

Я смотрела на оскорбившегося за внука старика. В груди было муторно, как тогда… Жил у нас во дворе рыжий лохматый двор-терьер Пончик. Хозяева уехали на заработки. Съёмные квартиры, то-сё, куда же с этим монстром рода собачьего? Оставили. Пончика мы подкармливали. Он был громадный, глупый и нечеловечески добродушный. Со всего размаха водружал грязные лапищи на плечи моего нового пальто. Я орала на него и сердитым рывком распахивала сумку с припрятанными там остатками вчерашнего обеда. Так делали все. На вопли Пончик внимания не обращал, жрал гостинцы и вилял метлой почти метрового хвоста. Спал в подъезде у батареи. Всегда в одном. Поджидал хозяев. Чем провинился старый пёс перед Витьком никто так и не узнал. «Да пьяный я был!» — слезливо бил себя потом в грудь Витёк. А тогда… Вокруг столпились мои соседи. Кто-то истерично кричал на озверевшего Витька. Кто-то плакал. Связываться с буяном никто не смел. Собака сделала отчаянный рывок к нам из рук, сжимавших его загривок. На морде застыло удивлённое выражение. Карие влажные глазищи недоумевали «за что?!». Потом потухли. С этим выражением удивления и боли мы его и похоронили.

Обняв худенькие плечи старика, я ступила в лодку. Теперь понятно, почему так не хотела пускать меня сюда бабка Наталья. Стариковская солидарность. Дедок суетился и всё пытался подсунуть мне притащенное на остров мною же печение.

— А печку я побелю. Поправлю, — уже в сотый раз повторял он. — Ты вот не беспокойся. Ребята на охоту приедут, я их попрошу… известь там, гвозди…

Ирка влетела в нашу тесную гостинку, точно петарда.

— Ма! Мне Вовка предложение сделал! А свадьбу у него в Питере делать будем, ладно? Ты не против? Я так тебя люблю, люблю, люблю, муль!! — Дочь, смеясь, крепко стиснула меня в объятиях.

Вовка парень хороший. Питер. Тысяча километров… На глаза навернулись слёзы. Слёзы радости. И страха…

Династия

Десертная ложка с рассыпчатым звоном ударилась о чашку подпрыгнула и полетела на пол, оставив на рукаве Тамары Егоровны предательскую тропинку из сметаны. От неожиданности все вздрогнули. Людмила как раз зачерпнула из банки смородиновое варенье, чтобы полить им Анюткины оладьи. На белую скатерть шлёпнулась безобразная клякса.

— Ой, — мать Людмилы испуганно сжалась и спрятала под стол ходящие ходуном руки — извините…

Пятилетняя Анютка заливисто засмеялась. Она обожала такие маленькие недоразумения, привносящие в семейную трапезу некоторое разнообразие. Девочка ткнула пухленьким пальчиком в сторону бабушки и, заходясь от смеха, констатировала:

— У бабули на платье сметановая сосулька!