АСКЕТ

Мои опасения с каждым километром всё больше мутировали в печальную уверенность — никто на мой домишко не польстится. Захолустье. Даже утомлённые непрерывным утробным гудом мегаполиса столичные жители не согласятся на такое сомнительное удовольствие. Ну да, Карелия. Ну да, «остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр». А мобила «умерла» уже часа два назад. До ближайшего сельмага даже от деревеньки километров пять ходу. А моя сомнительная недвижимость и вовсе отрезана от мира зеркальной гладью озера. Когда-то на покрытом сосновым лесом островке, тесно жались друг к другу шесть неказистых домишек. В них отгородились от грешного мира несколько семей староверов. Со временем непреклонные в вопросах веры старики отошли в мир иной, а молодёжь, постепенно отказавшись от строгих догм, разбрелась по цивилизованному миру. Домишки разваливались и их растаскали на дрова последние аборигены.
Как холодно и одиноко там сейчас. Но до острова надо было ещё добраться. Я постучала в покосившуюся дверь деревенского домика. Из промозглого сумрака раздавался злобный лай. Угрожающе скрежетала цепь. А ну как сорвётся!

— Сергевна, ты?! — Из-за двери послышались шаркающие шажки. Лязгнул засов.

— Наталья Матвеевна, это Катя! — Дверь осторожно приоткрылась. На меня недоверчиво сверкнули старческие, почти прозрачные глазки. Резонно. Узнать в дородной 40-летней даме худющую вихрастую пацанку, какой она меня помнила, непросто. — Бабы Стеши внучка приёмная. Помните?

Я попыталась улыбнуться. Получилось заискивающе. Ещё бы! Ужасно хотелось, наконец, оказаться в тёплом, безопасном доме, а симпатия со стороны хозяйки после того, как я не смогла приехать на похороны бабы Стеши, крайне сомнительна.

— Явилась, пропажа… — Хозяйка дома повернулась ко мне спиной и зашаркала обратно в комнату — Заходи уж! — бросила она через плечо, всем видом показывая, что я здесь гость нежеланный. Ну да ладно. Лишь бы впустила!

— Старик мой три года как помер, — Наталья Матвеевна возилась у печи и делилась новостями местного значения за последние десять лет. — Так что не знаю, что там с лодкой. Завтра утром сама посмотришь. — Я кивнула. Всем своим существом я чувствовала неприязнь бабки Натальи. — Только… зачем тебе туда, а?

— Продать хочу, баб Наташ. Я ездить сюда не могу, может, кому сгодится. Места-то красивые! — Я попыталась сыграть на патриотических чувствах старухи. Не тут-то было.

— Красивые… Надо вам больно!

— С мужем развелись, квартиру разменяли. Нам с дочкой гостинка досталась. Продам домик, может быть, смогу однокомнатную купить… — Сменив тактику, я поднажала на бабью жалость. Меня почему-то сильно коробил её колючий взгляд.

— Развелась она… Никто вам не нужен! Стеша вон ждала, ждала… Ай, да что говорить. На лавке вон постели себе. Дедовым тулупом накройся. Он тёплый.

Подольститься к суровой старухе мне так и не удастся. Юркнув под пахнущий табаком и лесом тулуп, я закрыла глаза.

— Дочка, — сквозь дрёму я услышала неожиданно жалобный голос бабки — что ты там за него выручишь-то? Не ездила бы ты туда.— Неприятный холодок лизнул по сердцу. Точно о чём-то таинственном и смертельно опасном предупредил. Но ответить сил уже не было, сон сковал губы и я погрузилась в тревожную темноту.